Александр III - богатырь на русском троне
Шрифт:
На первое время усилиями Победоносцева программа нового царствования свелась к «патриотическому здравомыслию», проводимые меры заимствовались из разных почвеннических программ в той степени, в какой их проведение не требовало резких поворотов и не грозило непредсказуемыми последствиями.
Появились и новые лица, влияние которых росло. Среди них его новый министр внутренних дел граф Н. П. Игнатьев, в прошлом посол России в Турции.
В этой фазе Александр, по-видимому, больше опирался на славянофильские тенденции, которые представлял в первую очередь Игнатьев. С ним Александр разделял глубокую антипатию к бюрократии и ее роли в жизни русского государства. Ему претила бесконечная бумажная волокита, создание девятого вала справок, отписок и выписок. Подобно
Игнатьев намеревался созвать Земской собор из более двух тысяч представителей всех сословий. Так должен был быть восстановлен мифическо-мистический союз между царем и простым народом и ликвидировано влияние бюрократии. Помешала глубокая вражда между Игнатьевым и Победоносцевым. Ревнуя своего воспитанника к новому любимцу, Победоносцев сумел убедить царя, что эта мера будет первым шагом к принятию внушающей ненависть и страх конституции.
Желая отменить разделение властей и несменяемость судей как нарушение принципа абсолютной монархии, Александр III нашел поддержку у Каткова, который во время личных встреч с царем неоднократно требовал отказа от принципов реформы 1864 года. Правда, царь столкнулся с затяжным сопротивлением своих бюрократов и, прежде всего, министра юстиции. Даже если они и были консерваторами, юристы отстаивали законность управления также и в условиях самодержавия. Тут не помогло даже то, что один за другим вынуждены были уйти в отставку Набоков и Манасеин. Государственный совет тоже решительно отказывался от вмешательства в существующую систему. В конце концов, идея правового государства и позиция юристов закрепились в противовес воле царя. Даже «константиновцы», группа реформаторов, сплотившаяся вокруг великого князя Константина, брата убитого царя, выжили в недрах бюрократии и при случае пытались координировать свои действия.
Авторитет Победоносцева укреплялся. Игнатьев, не любивший Константина Петровича, тем не менее дул с ним в одну дуду. Сохранилась его записка, излагающая программу правительственной деятельности. Он полагал, что, прежде всего, нужно освободиться от некоторых явлений общественной жизни, сгубивших лучшие начинания Александра II. Игнатьев писал: «В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел.
Отдельными своими частями эта группа соприкасается и с развившимся расхищением казны, и с крамолой. Проповедуя слепое подражание Европе, люди этой группы, ловко сохраняя свое нейтральное положение, очень охотно пользуются крайними проявлениями крамолы и казнокрадства, чтобы рекомендовать свой рецепт лечения: самые широкие права полякам и евреям, представительные учреждения на западный образец. Всякий честный голос русской земли усердно заглушается польско-жидовскими критиками, твердящими о том, что нужно слушать только интеллигентный класс и что русские требования следует отвергнуть как отсталые и непросвещенные».
Игнатьев не сильно рисковал, подавая такую записку. Мало кто сомневался, что новый император крайне недоволен тем, что Россией фактически правит армянин Михаил Тариэлович Лорис-Меликов, а пост Государственного секретаря занимает Евгений Абрамович Перетц — сын еврея-откупщика, вдобавок брат декабриста.
Современник охарактеризовал происшедшие перемены следующим образом: «Так кончилась эта странная попытка примирения культурных классов с бюрократией и абсолютизмом, так устранен был единственный путь к мирному развитию русского народа, к завершению тех реформ, начало которых было положено 19 февраля 1861 года».
Коронация Александра III состоялась более чем через два года после вступления его на престол. Уже одним этим она отличалась от прежних коронационных торжеств, отстоящих от акта интронизации на значительно более короткое время. Злопыхатели утверждали, что короноваться раньше царь попросту боялся, но, скорее, на него навалилось слишком много дел сразу, чтобы оформить свершившийся факт священным обрядом коронации. К тому же беременность Марии Федоровны требовала отложить ответственную церемонию.
Александр, враг помпезности и пышности, не считал, что для того, чтобы править, следует немедленно короноваться. Но время пришло, и он был готов выполнить свой царский долг.
Венчание на царство — важное событие в жизни монарха, особенно когда он проникнут такой глубокой верой в божественное предначертание, как Александр III. Коронация — праздник восшествия на престол, когда по окончании траура по усопшему монарху, новый царь впервые является народу среди пышного блеска церковных и государственных торжеств.
Французский писатель Корнели, присутствовавший на церемонии, оставил воспоминания, в которых национальная расчетливость сочетается с сентиментальностью.
«Император и императрица, выйдя из вагона, поместились в открытой коляске и, минуя город, прямо последовали в загородный Петровский дворец, в котором жил Наполеон после пожара Москвы.
Толпы народа падали на колени при проезде императорской четы; многие целовали следы, оставленные царским экипажем.
Затем последовал торжественный въезд в Москву. Через Красную площадь пролегала усыпанная песком дорога, по бокам которой стояли шпалерами павловцы с их историческими остроконечными киверами. Площадь представляла собой море голов. Толпа хранила торжественное молчание. Взоры всех были обращены в ту сторону, откуда должен был появиться торжественный кортеж. Пушки гремели, не смолкая ни на минуту. Ровно в 12 часов показались передовые всадники императорского кортежа. Мгновенно громадная площадь огласилась восторженными криками. Детский хор в двенадцать тысяч молодых свежих голосов, управляемый ста пятьюдесятью регентами, исполнял национальный гимн. Пушечная пальба, трезвон колоколов, крики толпы — все это слилось в какой-то невообразимый гул. Тем временем кортеж приближался. Вслед за драгунами показались казаки с целым лесом высоких пик, за ними кавалергарды с их блестящими касками, увенчанными серебряными двуглавыми орлами, собственный его величества конвой в живописных ярко-красных черкесках и, наконец, показался и сам император. Государь ехал верхом на коне светло-серой масти. На этом же коне, будучи еще наследником, Александр III совершил турецкую кампанию.
Рядом с государем на маленьком пони ехал наследник-цесаревич, будущий император Николай II.
За ними следовали великие князья, иностранные принцы и многочисленная свита, за которой в золотой карете, запряженной восьмеркой белых лошадей, ехала императрица. Рядом с ее величеством сидела маленькая восьмилетняя девочка, великая княжна Ксения Александровна, приветливо улыбавшаяся и посылавшая воздушные поцелуи восторженно шумевшей толпе.
Далее государь и государыня под богатым балдахином, несомым двадцатью четырьмя генералами, направились к собору. У входа в собор ожидал их величества Московский митрополит. Кремлевская площадь с многотысячной толпою замерла. Благословив императорскую чету, митрополит обратился к ним с глубоким прочувствованным словом. Император искал в карманах носовой платок и, не найдя его, левой рукой, затянутой в белую перчатку, вытер полные слез глаза.
По окончании обряда коронации государь и государыня поднялись на Красное крыльцо, с высоты которого кланялись восторженно приветствовавшему их народу. Их величества были в великолепных порфирах, подбитых горностаем; головы их были увенчаны коронами. В правой руке его величество держал скипетр, украшенный огромным алмазом ценой в 20 тысяч франков!
Затем их величества удалились во внутренние покои, где в Грановитой палате, бывшем дворце Ивана Грозного, состоялся высочайший обед».
А. Н. Майков откликнулся на коронацию высокопарным тяжеловесным, но искренним стихом: