Александр Македонский. Пески Амона

Манфреди Валерио Массимо

— Но это невозможно! — воскликнул Селевк. — Болезни приходят, когда приходят, и уходят, когда уходят.

— Похоже, что это не так, — возразил Евмен. — Некоторые болезни вызываются мельчайшими, невидимыми человеческому глазу существами, переходя от одного тела к другому. Я знаю, что Аристотель, прежде чем уехать в Афины, проводил некоторые чрезвычайно тайные эксперименты, основанные на его изысканиях по самопроизвольному размножению.

— То есть?

— Кажется, он открыл, что в определенных ситуациях размножение этих существ происходит не спонтанно, а путем

некоторой… передачи. В общем, Каллисфен в курсе. Он знает об этих опытах и может написать своему дяде. Сначала ничего не случится и не возникнет никаких подозрений по отношению к повару или врачу: Мемнон будет жить и вести себя как обычно. Первые признаки появятся лишь через несколько дней.

Все переглянулись в растерянности и замешательстве.

— Мне кажется, что этот план не так просто привести в исполнение, он потребует соблюдения многих условий, — сказал Птолемей.

— Верно, но, насколько я вижу, это наша единственная возможность. Однако удача на нашей стороне: врач Мемнона вышел из школы Теофраста, и…

Селевк удивленно посмотрел на него:

— Я не знал, что тебе поручали шпионские задания.

— Это означает, что я хорошо справляюсь со своим делом, поскольку оно касается тайных сведений. Во всяком случае, царь Филипп в свое время связывал меня со всеми своими осведомителями у греков и варваров.

Тут в шатер заглянул Каллисфен.

— Вы меня звали? — сонным голосом спросил он.

Александру тоже не удалось заснуть: его не оставляла мысль о том, что Мемнон готовит нападение на Грецию. Справится ли с ситуацией Антипатр? Не лучше ли отправить на родину Пармениона?

Пока Лептина занималась мытьем посуды, царь вышел из шатра и направился к берегу моря.

Стояла тихая теплая ночь, и прибой на прибрежных скалах шумел в такт его шагам. Почти полная луна лила свой прозрачный свет на усеивавшие морскую поверхность острова, на белые дома, теснившиеся на свободном от скал пространстве.

Песчаный пляж прерывался скалистой грядой, и Александр взобрался на нее, чтобы полюбоваться живописным видом сверху.

Пока он карабкался наверх, к давно не покидавшему его тяжелому душевному напряжению добавились физические усилия, и вдруг, без всякой видимой причины, Александр ощутил смертельную усталость и потребность в чьей-нибудь помощи. Ему внезапно вспомнился отец. Он едва ли не въяве увидел, как тот стоит на скалистой гряде. Александру страстно захотелось, чтобы это оказалось правдой, захотелось побежать навстречу отцу, как раньше, в Миезе, сесть с ним рядом и попросить совета.

Он весь погрузился в эти мысли. С вершины перед ним открылся вид на побережье по другую сторону скал. То, что предстало его глазам, изумило Александра: там было что-то вроде огромного некрополя. Множество монументальных надгробий были высечены в скалах. Другие, как призраки в белизне лунного света, одиноко и гордо возвышались на побережье, омываемые набегавшими морскими волнами.

И там, спиной к Александру, стоял в молчании человек, опершись на воткнутый в песок посох с подвешенной к нему лампой. Сложением он был похож

на царя Филиппа, и его фигуру окутывал белый плащ с золотистой каймой, какой был у отца в день убийства. Александр застыл на месте и смотрел на него, онемев, не веря своим глазам. Он почти ожидал, что вот-вот этот человек обернется и у него окажется лицо и голос Филиппа. Но незнакомец не шевелился, и только белоснежный плащ с легким шелестом колыхался на ветру, как крылья.

Царь легкими шагами приблизился и увидел журчащий среди скал родник, кристально чистый ключ, отражающий свет лампы. От источника по прибрежному песку бежал маленький ручеек, исчезая в соленых морских волнах. Человек, который должен был услышать шаги, не обернулся, словно был занят созерцанием чего-то скрытого в роднике. Александр подошел ближе, но в темноте ножнами меча задел камень. На шум человек резко повернулся, и его глаза сверкнули в свете лампы. Глаза Филиппа!

Александр вздрогнул, по коже пробежали мурашки, и он чуть не крикнул: «Отец!»

Но спустя мгновение он различил черты лица и более темную бороду — это был незнакомец, Александр никогда раньше его не видел.

— Кто ты? — спросил его царь. — Что ты здесь делаешь?

Человек взглянул на него со странным выражением, и Александр снова уловил в нем что-то знакомое — в этом взгляде, в этих горящих глазах все-таки было что-то от отца.

— Я смотрю на родник.

— Зачем?

— Потому что я ясновидец.

— И что ты там видишь? Темно, а твоя лампа светит тускло.

— Впервые на людской памяти поверхность воды опустилась почти на локоть и открыла послание.

— О чем ты говоришь?

Человек поставил лампу на камень, откуда бил родник, и свет выхватил надпись, нанесенную незнакомыми буквами.

— Я говорю вот об этом, — объяснил он.

— И ты можешь это прочесть?

Голос ясновидца звучал странно, как будто его устами говорил кто-то другой:

Идет владыка Азии, у которого в глазах день и ночь.

Он поднял лампу, чтобы осветить лицо Александра.

— Твой правый глаз голубой, как ясное небо, а левый мрачен, как ночь. Ты давно наблюдаешь за мной?

— Недавно. Но ты не ответил на мой вопрос: кто ты?

— Мое имя — Аристандр. А кто ты, со светом и мраком в глазах?

— Ты не узнаешь меня?

— Не совсем.

— Я царь македонян.

Человек еще раз пристально взглянул на него, поднеся лампу к лицу.

— Ты будешь царствовать во всей Азии.

— А ты следуй за мной, если не боишься неизвестного.

Человек опустил голову.

— Я боюсь лишь одного — видения, которое давно преследует меня и значения которого я не могу понять: голый человек горит заживо на своем погребальном костре.

Александр ничего не сказал — он словно прислушивался к равномерному, не утихающему шуму прибоя. Обернувшись, к вершине скалистой гряды, он заметил там своих телохранителей, следивших за этой неожиданной встречей. Александр попрощался с ясновидцем:

— Меня ждет очень тяжелый день, я должен возвращаться. Надеюсь завтра встретить тебя в лагере.