Александр Македонский. Сын сновидения
Шрифт:
— Что тебе удалось разузнать?
— Это было непросто и стоило немало. Пришлось подкупить одного из служителей, имевшего доступ в адитон.
— И?
— Царь Филипп нагрянул неожиданно, почти тайно. Он стоял в очереди вместе с другими просителями, пока его не узнали и не впустили в святилище. Когда жрецы поняли, что он хочет поговорить с оракулом, они попытались узнать вопрос, чтобы подготовить соответствующий ответ.
— Это обычная практика.
— Да. Но царь отказался: он попросил непосредственного разговора с пифией и велел
Евмен закрыл лицо руками:
— О великий Зевс!
— У жреца не было времени сообщить об этом совету. Пришлось выполнить просьбу. Поэтому Филиппа проводили в адитон, и, когда пифия вошла в транс, он задал ей свой вопрос.
— Ты уверен в этом?
— Абсолютно.
— И каков же был ответ?
— Бык увенчан, конец близок, жертвователь готов.
— И больше ничего? — помрачнев, спросил Евмен. Гонец покачал головой.
Евмен вынул из кармана плаща кошелек с деньгами и передал собеседнику.
— Тут столько, сколько я обещал, хотя не сомневаюсь, что остаток после взятки служителю ты взял себе.
— Но я…
— Ладно, ладно, я знаю, как делаются такие дела. Только запомни: если проронишь хоть звук об этом деле, если тебе придет искушение поговорить об этом с кем-нибудь, я тебя разыщу, где бы ты ни был, и ты пожалеешь о том, что родился на свет.
Гонец взял деньги, клянясь самыми страшными клятвами, что не скажет никому ни слова, — и с этим ушел.
Евмен остался один в большом помещении, пустом и холодном, и при свете лампы долго размышлял, какое доброе истолкование предложить царю. Потом вернулся к себе в спальню, но так и не смог заснуть.
Филипп прибыл во дворец на следующий день, ближе к вечеру, и Евмен, как обычно, первым же делом явился к нему под предлогом утверждения кое-каких документов.
— Могу я спросить о результате твоей поездки, государь? — спросил он, передавая царю один за другим папирусные листы.
Филипп оторвался от бумаг и повернулся к нему.
— Ставлю десять талантов серебром против кучи собачьего дерьма, что тебе уже все известно.
— Известно, государь? О нет, нет, я не так догадлив. Нет. О таких деликатных вещах не шутят.
Филипп протянул левую руку за следующим документом и приложил к нему печать.
— Бык увенчан, конец близок, жертвователь готов.
— Таков ответ, государь? Но это же прекрасно, великолепно! Как раз когда ты собираешься пойти в Азию! Новый Великий Царь персов уже коронован, ведь таков символ Персеполиса, их столицы? Бык, крылатый бык. Нет сомнений, бык — это он. Стало быть, и его конец близок, поскольку жертвователь готов. Ты и есть тот жертвователь, который его разобьет. Оракул предсказал твою неминуемую победу над Персидской державой. Вот, государь, хочешь услышать, что я думаю? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой: боюсь, эти подхалимы-жрецы придумали тебе такой ответ нарочно. Но все равно прекрасное предсказание, разве нет?
— Они ничего не придумывали.
Евмен слушал и кивал.
— Нечего сказать, молниеносная операция, достойная тебя. Если ответ настоящий, то это еще лучше.
— Ага.
— Александр прибудет через пару дней.
— Хорошо.
— Ты встретишь его у старой границы?
— Нет, подожду здесь.
— Можно пойти нам, мне и Каллисфену?
— Да, конечно.
— Можно взять также Филота с дюжиной стражников? Всего лишь небольшой почетный эскорт.
Филипп согласился.
— Хорошо, государь. Тогда, если у тебя больше ничего ко мне нет, я бы удалился, — сказал Евмен и, собрав свои документы, двинулся к выходу.
— А ты знаешь, как меня звали мои солдаты в молодости, когда я покрывал двух женщин за одну ночь?
Евмен обернулся и встретил его твердый взгляд.
— Меня звали «Бык».
Евмен не нашелся что ответить. Торопливо поклонившись, он добрался до двери и вышел.
На Беройской дороге, где проходила древняя граница царства Аминты I, собрался маленький приветственный комитет, и Евмен сделал знак остальным остановиться у Галиакмонского брода, так как Александр со спутниками наверняка должен был пройти там.
Все спешились и пустили коней попастись на лугу; некоторые вытащили фляжки, чтобы утолить жажду, другие, пользуясь моментом, вынули из переметных сум хлеб, сыр, оливки и сушеные фиги и уселись на землю перекусить. Одного из стражников послали на вершину холма, чтобы дал сигнал, когда появится Александр.
Прошло несколько часов, и солнце начало клониться к вершинам Пинда, но так ничего и не произошло.
— Это опасная дорога, поверьте мне, — все повторял Каллисфен. — Тут кишат разбойники. Не удивлюсь, если…
— О, разбойники! — воскликнул Филот. — Эти парни едят — разбойников на завтрак. Они провели зиму в горах Иллирии, а ты знаешь, что это значит?
Но Евмен посмотрел на холм и, увидев стражника, размахивавшего красным флагом, шепотом сообщил:
— Едут!
Вскоре дозорный пустил в их сторону стрелу, которая воткнулась в землю неподалеку.
— Все, — сказал секретарь. — Недостающих нет. — Он проговорил это, словно сам не верил своим словам.
— Эскорт! По коням! — скомандовал Филот, и все двенадцать всадников вскочили на коней и выстроились с копьями в руках.
Евмен и Каллисфен пешком пошли по дороге, а в это время на седловине холма показалась турма Александра.
Все восемь бок о бок двигались по дороге, и солнечные лучи, бившие им в спину, озаряли их пурпурным светом на фоне золотистого облака. Светящаяся пыль создавала странный эффект: казалось, всадники скачут над землей и приближаются из какого-то другого времени, с края земли, из далекой волшебной страны.