Александр Невский
Шрифт:
— А коли не захочется битым-то быть? — отозвался из угла Домаш.
Князь повернулся в его сторону. Увидел в свете свечи широкую грудь Домаша, туго обтянутую бахтерцом, окладистую черную бороду, смелый взгляд.
Подумал: «Да, этот не захочет битым оказаться. Не захочет».
— Ну что ж, дай-то бог, Домаш Твердиславич, нам сверху быть. Но я говорю о худшем не ради унижения чести вашей, а ради выгоды общей.
— Какая ж выгода битым оказаться?
— А такая. Есть у меня вести, что ливонцы собрались
— Что ж тут хорошего? — не вытерпел и Кербет.
— А то, воевода, — повысил голос князь, — что чем сильнее вы носы разобьете, тем более рыцарей в удаче обнадежите.
— А что ж нам с носами битыми творить? — улыбнулся Домаш. — Снегом, что ли, холодить?
Князь взглянул на Домаша, принял его шутливый тон, улыбнулся.
— Носы, воевода, ко мне несите. Да так, чтоб на хвосте у вас рыцари сидели.
Потом князь помолчал и заключил уже строго:
— Помните, главный бой даю я! Ваше дело — найти их, пощипать и ко мне привести.
XXIX
ПОЛЫННАЯ ПРАВДА
Течец Домаша по имени Ладимир, помня приказ воеводы: скакать к князю не жалея коня, пробивался по глубокому снегу через леса и болота весь день. Ладимир надеялся напасть на след войска и уж по нему догнать князя. След войска — это не след одного человека, и Ладимир знал — найдет его. Но гонки этой не вынес конь. Запалившись, пал в нескольких шагах от безбрежной равнины озера. И когда Ладимир, увязая в снегу, пробился наконец к озеру и почувствовал под ногами крепкий, зализанный ветрами снег, он чуть не заплакал от обиды. По этой тверди как бы славно помчался он вдогон князю на своем коне! «Ах конь мой, конь, прости, брат, что гнал тебя, не щадя, что не сберег до этого ровного и легкого пути…»
Теперь Ладимир сам бежал по прочному панцирю озера. На павшем коне он оставил седло, тороки с хлебом, лук со стрелами. Хотел бросить и тяжелый меч, чтоб легче бежать было, да вспомнил о диких зверях, встреча с которыми для безоружного может кончиться плохо.
Уже вечерело. Ладимир торопился засветло найти хоть какие-нибудь следы войска. И тут далеко впереди на ровной белой глади он увидел движущуюся черную точку. Она становилась все больше и больше, и наконец зоркий глаз Ладимира различил коня, сани и даже седока в санях. Воин побежал наперерез, призывно махая руками. Он боялся, как бы седок не испугался его и не кинулся прочь.
И тот, заметив наконец человека, повернул к нему навстречу. Запыхавшийся Ладимир подбежал к саням, облокотился тяжело на оглоблю.
— Фу-у, спасибо, мил человек, что не убежал, не испугался меня.
— А чего мне путаться, — отвечал седок. — Человек один на льду, стало быть, в беде он.
— Ты чей, откуда?
— Я с Рожицкого острова, смерд Лочка.
— А я гонец воеводы Домаша, мне без промедления надо к князю Александру Ярославичу. Вести у меня важные для него. Вези, мил человек, вези меня к нему.
— Садись, чего ж теперь, — согласился смерд и стал заворачивать коня. — Слава богу, князь недалече тут.
Ладимир упал мешком на сено в санях, пообещал:
— Он не оставит твоей услуги. Слышь, князь должным не останется.
— Ладно, чего уж, — ответил Лочка, подстегнув кнутиком коня. — Мы сами у него в долгу неоплатном.
Маленький мохноногий конь смерда, пофыркивая, резво бежал по льду Чудского озера. Уже в темноте выбрались они на берег, а там вскоре приехали в лагерь.
Узнав, что на санях гонец Домаша, сторожа без помех пропустили приехавших к шатру князя.
Александр еще не ложился, в шатре помимо брата и Зосимы были Светозар и Миша Стояныч. Увидев гонца, князь вскинул брови: «Ну?!»
— Ныне утром, князь, воевода Домаш напал на ливонцев.
— Где? Сколько их? — быстро спросил князь.
— В одном переходе отсюда. Воевода велел передать тебе, что мнит он, там главные силы их.
— Почему он так решил?
— Потому что хоругви магистра видны были и помимо рыцарей великое множество пешей чуди.
— Как нападал Домаш?
— Не ведаю, князь. Перед этим он отправил меня к тебе и гонца к воеводе Кербету.
— К Кербету? Зачем?
— Звать его на помощь.
— Что, перевес у них велик?
— Очень велик, князь. Раз в пять, если не в десять.
— Т-ак. — Александр вскочил, находил по шатру, едва не гася свечу. Потом остановился напротив Ладимира.
— Как думаешь, выдюжит он?
— Трудно, князь. Снег глубокий, едва не по брюхо коням.
— Он и ихним коням по брюхо, не токмо нашим. Ты не виляй, говори как на духу: выстоит Домаш?
— Боюсь, нет, князь, — вздохнул Ладимир. — Перевес велик.
— Молодец, — нахмурился Александр и опять заходил по шатру. — Молодец! Мне в сей час ухарство хвастливое ни к чему. Мне полынная правда злата дороже.
Ладимир переступил с ноги на ногу.
— Я думаю, Александр Ярославич, как бы весь отряд наш там не полег. Домаш на рати вельми зол и бешен, забудет об отходе.
— Пусть попробует! — неожиданно погрозил князь кулаком. — Я ему башку-те сверну. — Повернулся к Мише: — Стояныч, немедля отряди пять человек к Домашу. — И тут же к Ладимиру: — Дорогу не забыл?
— Нет, князь. Но я пеш, конь пал в пути. Так я со смердом одним на санях добирался.
— Коня получишь. А что за смерд там?
— С Псковского озера, говорит, с Рожицкого острова.
— С озера? — князь на мгновение задумался. — А ну-ка позови его.