Александр у края света
Шрифт:
Я покачал головой.
— Чем дальше, тем хуже, — сказал я. — И даже если мне удастся убить Александра и еще шестерых штабных офицеров, дальше что? Трудновато доказать, что ты не при чем, если тебя находят с окровавленным ножом в окружении трупов.
Пифон немного подумал.
— Хорошо, — сказал он. — Ты входишь в шатер, получаешь награду за геройство. Пока ты этим занят, какой-то писец или адъютант впадает в неистовство и убивает царя. Ты не успеваешь остановить его, но по крайней мере успеваешь отобрать нож и зарезать гада, прежде чем он убежит. Кто знает? — добавил Пифон кислым тоном. — Может, за это тебе дадут еще
— Да никто в это не поверит, — сказал я. — Для меня это самоубийство, и ты это знаешь.
Он уставился на меня.
— Ты, кажется, отчаянно хотел стать героем, — сказал он. — Почему бы не стать им взаправду, а не мошеннически?
— Я возмущен, — сказал я. — И ты начинаешь действовать мне на нервы.
— И?
Мне стало казаться, что ситуация выходит из-под контроля.
— Слушай, — сказал я, — если мы вцепимся друг другу в глотки, лучше никому не станет. Если мы продолжим в том же духе, то убьем друг друга, не успев и подойти к Александру. Просто прими это: я не собираюсь убивать его во время награждения.
— Прекрасно. Такая прекрасная возможность псу под хвост.
— Ошибаешься, — терпеливо возразил я. — Я могу попробовать организовать ситуацию получше, когда буду говорить с ним. Такую, в которой меня самого не убьют.
Пифон издал долгий вздох.
— Хорошо, — сказал он, — какую, например?
— Вот смотри, — сказал я, склоняясь вперед. — Когда он будет вручать мне венок, я шепну, что должен увидеть его наедине. Срочно.
— И у тебя готово какое-нибудь объяснение? Или ты полагаешься на свой золотой язык?
Я собрался с мыслями.
— Я скажу ему, что знаю все о заговоре против него, — сказал я. — Тут он не устоит. Про такое он готов слушать всегда. Он же постоянно выдумает заговоры и комплоты.
— Ты имеешь в виду — вроде нашего?
Я пропустил это мимо ушей.
— Затем, — сказал я, — когда он окажется с нами один, без охраны, адъютантов и тусовщиков, без свидетелей... Вот так надо делать дела, если по уму. Тщательное планирование. Сперва все продумать. А не так, как те психи, которые грохнули царя Филиппа.
Пифон помолчал.
— Хорошо, — согласился он наконец. — Логично. Ну что же, действуй на свое усмотрение. И удачи. Она тебе понадобится.
— Ненавижу, когда люди это говорят.
Никогда не любил полировать доспех: берешь песок, масло и пучок ветоши и трешь, трешь, трешь, пока не заломит запястья. Все это совершенно бессмысленно. Бронза от природы обладает глубоким, насыщенным коричневым цветом, как бульон из бычьих хвостов, и ничего золотого и сверкающего в ней нет. Патина — это естественная защита от яри-медянки и коррозии, единственное, что стоит между металлом и злобствующими стихиями.
Тем не менее я полировал нагрудник и все остальное, пока не стал выглядеть как эти богатенькие детки-солдатики с пятью рабами.
Не знаю, зачем я это делал; возможно, я думал, что Александр с большей вероятностью поверит образцовому солдату, нежели раздолбаю, или просто хотел занять себя в ожидании встречи.
Не первый раз я оказывался в лицом к лицу с Самим... ну да ты знаешь это, я тебе уже рассказывал. Но едва я просунул голову в шатер, то сразу понял — что-то изменилось самым серьезным образом.
Прежде всего, шатер был практически пуст. Помню, в предыдущий раз я думал — ну что за бардак:
И, конечно же, Самого. Он сидел на кровати с приоткрытым ртом, бессмысленно глядя в пространство. Он просидел так столько, что я успел досчитать про себя до сорока.
— Эвдемон, — произнес он наконец, не поворачивая головы. — Брат Эвксена. Входи, садись.
Тебе знакомо чувство, когда ты понимаешь, что все самым ужасным образом не так? У меня было это чувство. О, помнишь старика, который жил около Ахарны, к которому мы как-то забрели, когда заблудились? Ну конечно, помнишь; он выглядел совершенно нормальным, пока не выволок из-под кровати бревно, которое оказалось трупом его жены. Думаю, ты не забыл, как он пытался представить нас друг другу, будто она живехонька. Ну так вот, у меня было такое же чувство: я-хочу-сейчас-же-убраться-отсюда. Не могу сказать, почему оно возникло; может быть, просто от вида того деревянного ящика пробудились старые воспоминания. Одни боги знают, что он в нем держал. Может, чистую одежду.
Что ж, я уселся, примостился на складной стул, как голубь на сучок, и стал ждать. Он все так же таращился в пустоту. Так прошло довольно много времени, пока тот, кто меня ввел — не помню, кто это был, кто-то из внутреннего круга — не прокашлялся и не сказал:
— Александр.
— Да, я знаю, — ответил он, не отрывая взгляда от воздуха. — Хорошо, ты свободен.
Я заметил, что этот человек не хотел уходить, но не посмел ослушаться приказа.
Мгновением позже в шатре остались только мы с Александром. Буду честен с тобой, Эвксен, я был напуган. Ну, ты знаешь, я никогда не любил страшилки.
— Мне сообщили, ты совершил великое благо, — сказал он. — Спас жизни своих соратников. Это хорошо.
Я молчал. Не похоже было, что он ждал от меня ответа. Я сидел и молчал.
— Это приятное чувство, — продолжал он. — Думаю, я должен что-нибудь тебе подарить.
Он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.
— Думаешь, он знал? — спросил он.
— Господин?
— О, не обращай внимания. Полагаю, знал. Такой человек, как он, должен был это предвидеть. Неважно. Ты очень удачлив, знаешь ли. Нам обоим очень повезло, что мы знали его. И все же он мог бы упомянуть об этом. Если только он намеренно не сделал этого, конечно. — Он улыбнулся этой мысли. — Привыкание оказалось для меня трудным, понимаешь. Если бы он хоть что-то сказал, дал бы мне хотя бы малейший намек, я бы справился лучше. Так или иначе, — сказал он, — хватит об этом. Где венок, который я должен на тебя возложить? — Он оглянулся вокруг. — Кажется, его здесь нет. Надеюсь, тебя не очень огорчит, если мы забудем про него? В конце концов, значение имеет намерение, ведь так?