Александр у края света

Холт Том

Он открыл рот, тут же закрыл его и побрел прочь, не говоря больше ни слова.

И если тебе интересно, с этого момента пайка у меня пошла как по маслу. Подозреваю, дело в том, что я взял наконец достаточно плавня.

При ближайшем рассмотрении средний фракиец оказывается вполне приличным малым. Думается мне, они пасут овец и коз так же, как мы, растят ячмень и бобы, спорят с женами, балуют детей, ссорятся с родственниками, ворчат на погоду, стареют и умирают в точности как все остальные. Средний фракиец, точно как и средний грек, рождается, живет и умирает в своей родной деревни, за всю свою жизнь не удаляясь от нее больше, чем на двадцать миль. Из этого следовало, что нанятые нами фракийцы не были средними, как и мы,

впрочем. Таким образом, я не имею права заявить: все фракийцы никчемные вероломные уроды; я должен ограничить всю свою ненависть конкретной бандой фракийцев, с которыми мне пришлось иметь дело, и это даже к лучшему — чем меньше объектов, тем больше ненависти достанется каждому.

Никчемные, вероломные, трусливые уроды; они взяли наши деньги, получили относительно безопасное и исключительно простое задание и ухитрились его провалить. Я не приверженец теории, ставшей популярной в Антольвии вскоре после событий, которые я собираюсь описать, и глясящей, что они действовали намеренно — хотя бы потому, что они были слишком тупы для намеренных действий. Если бы они замыслили разрушить наш план, то не справились бы по недоумию и дела обернулись бы далеко не так скверно для нас, как это вышло в действительности.

Ты помнишь этот план, Фризевт, мой план — простой, прямолинейный, логичный план, согласно которому фракийцы отгоняют скифский скот, выманивая воинов из деревни и оставляя ее беззащитной перед нашими основными силами; когда скифы соображали, что их провели, они поворачивали обратно и попадали прямо в засаду.

Ну вот. Разве могло что-то пойти не так?

В назначенный день я решил идти с резервом, которому предстояло перехватить возвращающийся скифский отряд — отчасти потому, что это был единственный этап плана, чреватый неожиданностями; атака на беззащитную деревню обещала быть заурядной бойней, а чтобы организовать резню женщин и детей, не обязательно быть Александром или Брасидом — и это основная причина, по которой я хотел оказаться где-нибудь в другом месте. Я знаю, что это лицемерие и неуместная разборчивость, но хрена ли теперь.

Фракийцы выехали перед самым рассветом, а мы двинулись сразу после этого, поскольку должны были добираться до места засады пешком. Мы прибыли на позицию как раз вовремя, чтобы наблюдать, как скифы кинулись в погоню. Мы посмотрели, как они несутся галопом по талантливо оставленным фракийцами следам, грубо прикинули их число, которое замечательно совпало со сделанной ранее оценкой, а потом приложили все силы, чтобы тихо-спокойно ожидать их возвращения.

Мы ждали.

Долго ждали.

Никто не явился. Любой полдень покажется очень жарким, если скорчиться за камнем в полной броне, а поскольку никто не мог предвидеть, что мы проторчим здесь хотя бы вполовину так долго, запасами воды мы не озаботились. Оставаясь на позиции, мы не только рисковали зажариться до смерти, мы оказывались в изоляции — по всему выходило, что скифы догнали и уничтожили фракийцев, а потом, вдохновленные успехом, бросились на беззащитную Антольвию; уходя с позиции, мы могли попасть под удар на открытой местности и жестоко поплатиться.

На этой стадии рассуждений я сдался. Так ли, этак ли, мысленный образ толпы разъяренных Основателей, вопящих — как можно было оказаться таким идиотом, чтобы..? — пугал меня далеко не так сильно, как вероятное истребление друзей и соседей конными варварами.

— Возвращаемся в город, — приказал я, — со всей возможной поспешностью. Вы (обращаясь к сотне с лишним конных лучников-будинов) — разделитесь: пятьдесят с нами в город, остальные — к деревне. Узнайте, что там происходит, отправьте мне сообщение и делайте все, что нужно, если обнаружите врага. Понятно?

Вождь будинов кивнул и принялся отдавать приказы, а я тем временем присел и стал растирать ногу, терзаемую тысячами иголок. Вскоре мы потрусили к городу. Мы преодолели примерно половину пути, когда прискакал посыльный от тех будинов, которых я отправил в город, и сообщил, что город в безопасности, а выжившие в нападении стали подходить как раз одновременно с ними. Мне не очень-то

понравилось слово «выжившие», но несмотря на то, что этот человек говорил по-гречески лучше всех остальных будинов, ничего более внятного я от него не добился. В любом случае, что случилось — то случилось. Не было никакой нужды нестись к городу, вывалив языки и рискуя свернуть шею. Остаток пути мы преодолели на нормальной скорости.

— Чтоб вам провалиться, где вы были? — заорали на меня, едва мы вошли в ворота.

Все обернулось не так плохо, как я предполагал.

Виноваты во всем оказались фракийцы. Коротко говоря, они расслабились; скот они гнали так медленно, что погоня настигла их куда скорее, чем было запланировано, и захватила их врасплох, ударив во фланги и с тыла. Противостоять такому маневру могла только хорошо обученная регулярная кавалерия, каковой наши дорогостоящие профессионалы почему-то не являлись. Они тут же запаниковали и бросились бежать, но вместо того, чтобы удирать в нужном направлении, кинулись на север и в результате вывели преследователей точнехонько к деревне. Им удалось оторваться (когда доходит до бескомпромиссного, решительного бегства, фракийцам нет равных), но так поздно, что скифский отряд прискакал к дому аккурат в тот момент, когда наше войско вышло к деревенским воротам, предвкушая безмятежное времяпровождение среди бессильных и беспомощных, а вовсе не битву с распаленными и крайне самоуверенными конными воинами.

В сложившихся обстоятельствах Марсамлепт и его люди показали себя с самой лучшей стороны. Они упражнялись в противокавалерийских маневрах с самого первого набега, и как только отпустило первое потрясение, показали, что не зря тратили время. Скифы, которые ринулись в атаку на копьях и саблях, вместо того чтобы крутиться в отдалении, выкрикивая оскорбления, вышли из свалки отнюдь не победителями. Я уж не помню, сколько их было убито по заявлениям участников; что более важно, с нашей стороны четверо получили серьезные ранения (один в результате потерял левую руку, второй лишился глаза, остальные поправились) и ни одного убитым. Человек, оставшийся без руки, был юным греком по имени Хризипп; незадолго до этого Агенор-каменщик взял его в ученики. Сам Агенор потерял шлем и получил саблей по лицу. Рану залечили, но шрам у него остался весьма примечательный, да и борода потом росла самым удивительным образом.

Драка совсем не напоминала преследование перепуганных фракийцев, и скифы откатились назад, перегруппировались и, заложив широкую петлю, заняли позицию между деревней и нашей армией. Возглавляющий отряд Марсамлепт решил, что за этот день они сделали достаточно и приказал отступать в полном порядке, и скифы этому не препятствовали. Наконец, чуть позже, по прибытии пятидесяти будинов, скифский отряд, до сего момента маячивший перед воротами, осыпал своих соплеменников градом стрел и атаковал, но будинам хватила здравого смысла убраться оттуда как можно скорее и по нескольким направлениям сразу, так что никто их них не пострадал.

Короче говоря, это был разгром, но все же не фатальный. Он заставил меня задуматься об уроках военной истории времен Миезы; о том, что большинство битв скорее проигрывались проигравшим, а не выигрывались победителем, и эта не стала исключением из правила. Собственно говоря, мы объявили случившееся победой и даже ритуально свалили в кучу захваченное оружие, как это заведено среди греков (поскольку мы не захватили абсолютно ничего, то понабрали сувенирных луков и сабель по всему городу, да еще немного заняли у будинов; позже, в темноте, будины незаметно подкрались к трофею и забрали свое имущество; никто, кажется, не заметил ничего странного. В конце концов, мы схватились с врагами и перебили значительное их количество («значительное количество» на военном жаргоне означает «не менее одного»), не потеряв при этом никого. Практические же мы убедились, что стратеги из нас никудышные, но деремся мы отлично, а попытки атаковать нашу тяжелую пехоту — занятие бесперспективное, так что, думаю, в итоге это предприятие принесло больше пользы, чем вреда, по крайней мере в ближайшей перспективе.