Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Участники пленума стали свидетелями открытой схватки между двумя членами ПБ, Лигачевым и Шеварднадзе, по-разному оценившими кровавые стычки, произошедшие в Тбилиси в апреле 1989 года.
Во многих выступлениях членов ЦК звучали слова «кризис», «крах», «катастрофа», «провал», «край пропасти». А вывод делался такой: надо затормозить перестройку или вовсе откатиться назад, иначе — гибель.
Одним из таких ораторов был секретарь ЦК по оборонным вопросам О. Д. Бакланов, заявивший, что он вступал в коммунистическую партию, а предлагаемая платформа, по сути, является социал-демократической.
Именно на том пленуме, пожалуй, впервые с высокой трибуны прозвучал вопрос, обращенный к Яковлеву: с кем вы, почему вы все время отмалчиваетесь, не объясняете нам конечную цель ваших замыслов, ваших действий? Вопрос задал второй секретарь ЦК компартии Казахстана В. Г. Ануфриев.
Нельзя сказать, что это обращение застало Александра Николаевича врасплох. Нет, он давно определился со своей позицией. Партия в существующем виде обречена на гибель. Монополия КПСС — это анахронизм, общество созрело для введения многопартийной системы. Экономика без элементов рынка тоже не выживет. Однако, когда ему предоставили возможность выступить, Яковлев продолжал все ту же песню: про укрепление социализма, про необходимость единства в рядах партии и пр. Впоследствии признавался: все это было лукавством, но вынужденным, поскольку верхушка партаппарата еще не созрела для восприятия иного.
Да, Ельцин уже открыто и не один раз говорил о необходимости крутых перемен, но Борис Николаевич еще два года назад сделал свой выбор, покинул команду Горбачева, затеял свою игру. А соблюдавший аппаратные правила Яковлев все еще равнялся на генерального секретаря, не решался без его ведома на сколько-нибудь радикальные публичные заявления.
Статья А. Н. Яковлева о перестройке и антирыночных настроениях. 6 августа 1988. [Из открытых источников]
Также в своем недлинном (согласно регламенту) выступлении Яковлев одобрил проект платформы КПСС, призвал быть реалистами и не поддаваться паническим настроениям. Он заклеймил посла В. И. Бровикова, который выступил с антиперестроечных позиций и поддержал идею президентства, считая, что стране как никогда сейчас нужна сильная верховная власть.
А вопрос Ануфриева, по сути, тогда так и остался без ответа. Хотя очень скоро такие вопросы Яковлеву станут задавать в других аудиториях, и ему невольно придется открывать свое истинное лицо.
Тем временем обстановка на пленуме обострялась. Дошло до того — невиданное дело для такого рода собраний, — что члены ЦК стали давать персональные оценки руководителям КПСС. Опять всплыло противостояние двух членов Политбюро — Лигачева и Яковлева.
Неожиданно в защиту Александра Николаевича выступил секретарь парткома Московского машиностроительного завода С. Горюшкин. Он сказал, что не Яковлев, а Лигачев должен подать в отставку. Ему стал возражать секретарь ЦК компартии Литвы В. Н. Швед, припомнивший визит Яковлева в Вильнюс в августе 1988 года. Якобы именно с его благословения в республике набрали силу разрушительные процессы, подняли голову националисты.
Запись беседы А. Н. Яковлева и Генерального секретаря ЦК КП Чехословакии М. Якеша. 14 ноября 1988. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 2. Д. 142]
Зал встретил это выступление аплодисментами.
В перерыве между заседаниями к Александру Николаевичу подошел генеральный секретарь:
— Ты имей в виду, что есть мнение заслушать тебя по этому вопросу отдельно — его высказали рабочие из Нижнего Тагила. А с рабочим классом шутить нельзя.
Поначалу я растерялся. Под суд, на демагогическое растерзание идти не хотелось. Примерно представлял, во что это выльется. Многие хотели крови и зрелищ.
В своем выступлении я пожурил литовцев за действия, ведущие не к подлинной независимости, а к сепаратизму. Но в целом говорил о своем принципиальном отношении к национализму [290] .
Каким же было это его отношение?
Происходящие в Литве события, и в частности позицию республиканской компартии, он назвал «ударом по перестройке в момент, самый трудный, самый ответственный, самый критический».
290
Яковлев А. Омут памяти.
«Потеряна ли ситуация в Литве? — спрашивал Яковлев. — Не думаю. Грозит ли это опасностями? Безусловно, и на них тут указывалось в общем-то справедливо. Но кроме опасности есть и другое. Приходится признать: в республике сложилась слишком знакомая нам картина недееспособности парторганизации. Руководство продемонстрировало недальновидность».
Яковлев говорил, что он категорически против любого проявления национализма, но и за то, чтобы развивать все подлинно национальное по самому широкому фронту: язык, культуру, добрые традиции, все то, что и характеризует Народ. И чем он малочисленнее, тем больше такта и внимания требует. Национализм не только слеп, он антигуманен. Он ищет врагов, а не друзей, конфронтирует, а не объединяет, игнорирует общечеловеческие ценности.
Эти же слова он произносил и год назад перед партийным активом Литвы, призывая коллег к взвешенной и разумной позиции.
— Я не несу ответственности за слухи, которые распространяются, может быть, добросовестно или понаслышке, а может быть, с умыслом, — этими словами Александр Николаевич закончил свое выступление.
Конечно, и Яковлев, и многие другие члены ЦК — особенно те, кто побывал в Литве недавно в составе делегации Центрального комитета во главе с М. С. Горбачевым, — прекрасно сознавали, что джинн выпущен из бутылки и обратно его уже не загнать. Компартия республики раскололась на два непримиримых крыла, причем «промосковские» оказались в явном меньшинстве. Сепаратистские настроения охватили большую часть населения. Первый секретарь ЦК КП, председатель Верховного Совета Литвы А. М. Бразаускас и его соратники на пленуме откровенно и прямо говорили о суверенитете как о деле, фактически решенном.
Доклад в ЦК КПСС о рабочем визите А. Н. Яковлева в Чехословацкую ССР. Не ранее 16 ноября 1988. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 2. Д. 142. Л. 1]
Ситуацию в Литве обсуждали на протяжении всего третьего дня пленума и в итоге констатировали разрыв между КПСС и компартией этой республики.
То есть опять лукавство? Ведь что говорил с трибуны наш герой? «Потеряна ли ситуация в Литве? Не думаю».
А ведь думал. Думал одно, но говорил совсем другое. И остальные, включая Михаила Сергеевича, поступали точно так же.