Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
На другой встрече с теми же персонажами Тыковлев в ответ на происки империалистических собеседников опять дает им от ворот поворот:
Вы должны понять, что наша страна свой выбор сделала и с социалистического пути не свернет… Давайте же искать пути совмещения интересов, идти на взаимные уступки, меняться и приспосабливаться друг к другу во имя главного — мира и утверждения общечеловеческих ценностей. Уверен, что это можно сделать, не отказываясь от принципов. А лет через сто история нас рассудит.
Подобные строки,
А эти «западные оппоненты», будущие кураторы, по законам жанра не форсируют события, присматриваются к потенциальному «агенту влияния», плетут вокруг него свои паучьи сети.
«Если хотите мое мнение, то Тыковлев карьерист, причем не из робких, — ставит свой диагноз американец Ларкин. — Наверное, не в первый раз по-крупному играет». Другой западный искуситель по фамилии Паттерсон соглашается с коллегой: «Чем больше я наблюдаю за Александром, тем больше мне кажется, что основная черта его характера — карьеризм. Это цель жизни. Убеждения — лишь средства для ее достижения. Они меняются в зависимости от обстановки… Скажете, что это готовый предатель? Пожалуй, практически да. Но на практике кому предатель, а кому союзник и друг… Вот увидите, он нас еще удивит своими политическими метаморфозами. Важно только подталкивать его в правильном направлении».
«Ларкин прав, — поддержал американца полковник Беркшир. — Он к нам пришел. Значит, шел просить. Вел себя так, будто хотел посредничать между социалистическим и капиталистическим мирами. Это очень интересно. Нам надо использовать любую возможность оказать влияние на них, смягчить лед, просверлить дырки в стене».
И далее этот полковник Беркшир произносит фразу, которую можно считать ключевой для всего повествования, выдуманного Квицинским. Завершая разговор среди «своих», он заявляет по поводу Тыковлева-Яковлева: «Он, конечно, и сам не сознает своего исторического предназначения… Наверное, и Иуда не знал, что делал, когда шел с тайной вечери».
Интересно, что и сам автор этой книги косвенным образом признает наличие крупных системных проблем в СССР, неоднократно и разными способами указывает на то, что страна движется к краху. Вот к главному герою — а он теперь волей Квицинского посол в Вене — приезжает в служебную командировку секретарь ЦК КПСС Яков Рыбов, в котором легко угадывается Яков Рябов, курировавший в ЦК оборонку. В сауне за рюмкой гость с тревогой и горечью произносит монолог о том, что советская экономика работает на пределе, темпы роста падают, производительность труда не растет, реформы вязнут в бюрократическом болоте. «Как жить дальше, Саша?» — спрашивает он посла. А посол, проводив коллегу, пишет на него донос «кому надо». А как же иначе? Он ведь Иуда, абсолютно отрицательный персонаж, злодей, значит, вдобавок ко всем другим грехам на него можно и стукачество навесить.
Некий положительный герой этого памфлета по имени Андрей (угадывается сам автор) тоже горестно размышляет над причинами кризиса, поразившего советское общество: «Почему СССР подошел к опасной черте? Какой враг подогнал его к краю пропасти? Да и есть ли в мире вообще враждебная сила, способная сделать это? Никто не подгонял. Сами туда движемся неизвестно зачем».
То есть Квицинский по большому счету согласен с Яковлевым: все прогнило в той стране, которой они оба служили.
Яковлев в «Отступнике» — не единственная мишень Квицинского. Он стреляет дуплетом: другой ствол направлен в сторону Банкина, пронырливого и циничного редактора «Комсомольской правды». На пару с партработником-шпионом Банкин тоже направо и налево распродает родину, суетливо делает карьеру и даже становится министром иностранных дел.
Ясно, что прототип — это Борис Панкин, в конце 60-х и начале 70-х годов возглавлявший «Комсомолку», потом брошенный партией на только что созданное Агентство по авторским правам, посол в Чехословакии, точнее, один из немногих послов, который вопреки директивам, поступавшим со Смоленской площади, осудил ГКЧП, что позволило ему затем сразу взлететь на пост министра иностранных дел.
Банкин-Панкин для Квицинского — человек чужой, не их круга, «явный либерал», «демократ», представляю, как ему было некомфортно работать с таким министром, зато теперь, в книге, появилась хорошая возможность поквитаться за все.
Он и поквитался — вот таким способом, через книгу «Отступник».
Наряду с вымышленными персонажами (это, например, всякие немцы-американцы, агенты и «прислужники»), а также замаскированными под Тыковлева и Банкина героями в книге действуют и вполне реальные люди под своими фамилиями — Горбачев, Ельцин, Громыко, Андропов и множество других лиц из высшей советской номенклатуры. Чувствуется, что автор наблюдал их вблизи, там есть и меткие характеристики, и точные диалоги.
Мне понятны мотивы Юлия Квицинского и та ярость, с которой он обрушился на бывшего члена Политбюро. Сам Квицинский остался на тех же позициях, которые занимал всю сознательную жизнь. Он ни на малость не изменил идеалам. Для него все случившееся на рубеже 90-х годов стало катастрофой — и глобальной, и личной. Он видел будущее своей страны (а возможно, и всего остального мира) только так, как завещали Ленин и Сталин.
Недаром Юлий Александрович, будучи первым заместителем министра иностранных дел, поддержал путч Язова — Крючкова и разослал по всем посольствам соответствующую директиву. За что, кстати, и поплатился потом, когда министром стал Б. Д. Панкин. Он — абсолютный антипод Александра Яковлева и Бориса Панкина. И надо признать, написанная им книга продиктована не желанием удовлетворить авторские амбиции или заработать гонорар, там другое: ярость и неприятие всего, чем жил и за что боролся в годы перестройки Яковлев.
Да, они абсолютные антиподы, Квицинский и герои его книги. Между ними пропасть. Но вот что важно понять в этой истории. Писатель-коммунист Квицинский пишет откровенный донос на антикоммуниста Яковлева. По тону этой книги, ее содержанию, выводам ясно, что — будь его воля — автор без всяких сомнений поставил бы Яковлева к стенке. Инакомыслие для коммуниста — синоним предательства, а отступников от генеральной линии питомцы Ленина — Сталина пускали в расход без суда и следствия. Яковлев же, оказавшись по другую сторону баррикады, настроен не на насилие, а на диалог, он сам пытается разобраться в себе и в случившемся со страной и других призывает к этому.
Для одного главное — идеалы и нетерпимость к чужому мнению, для другого — способность думать, переживать, критически осмысливать прошлое и настоящее, быть свободным.
Наверное, высокопоставленный советский дипломат Юлий Квицинский тоже считал себя свободным человеком, он и был им — но только свободным в рамках той системы, которая называлась социализмом, которой он верой и правдой служил с юных лет до своей кончины. Опять вспоминается великий Оруэлл и фраза из его знаменитого романа-антиутопии: «Свобода — это рабство».