Александр Золотая Грива 2

Ильин Андрей Юрьевич

– Зинка!? – опомнившись, спросил Александр, – а ты чего здесь?

– Она тебе не Зинка! – злобно шипит старуха. Сабля слегка дрогнула, словно от нетерпения снести башку наглецу.

– Тише, мама, – сказала Зина, останавливая старуху взмахом руки.

– Тут ещё и мама? – изумился Александр, – а где задерживается папа?

Зина несколько секунд пристально смотрела на него, не мигая, как и мать. Взгляды обеих женщин, откровенно злобные, не обещали ничего хорошего.

– Сейчас я кое-что расскажу тебе, ты сразу перестанешь шутить, – произносит Зина нежным голосом, похожим на звон хрустального бокала, полного яда, когда по нему тихонько постукивают чём нибудь твёрдым. Например, кинжалом…

«И бывают же чудеса на свете»! – так или примерно

так думали портовые шлюхи, глядя, как на грязном тюфяке, набитом соломой и вшами, в муках рожает их подруга, сорокалетняя Клеопатра. Даже тридцать, по меркам ремёсла, критический возраст, а когда пятый десяток – древняя бабка. Старая Клипа, как ласково звали между собой Клеопатру шлюхи, уже давно ни кого не обслуживала. В её обязанности входил контроль за сбором денег, за дисциплиной и порядком в портовом борделе. Трудилась «мамкой». Работала хорошо, нынешний хозяин, владелец самого большого постоялого двора в порту, был доволен и не выгонял на улицу старую проститутку. Бывало всякое. Иногда в порт прибывало очень много кораблей, матросня и солдаты забивали всё свободные места, женщины трудились без отдыха и сна, стремясь заработать побольше. Упившиеся до безумия матросы хватали всех подряд, сорили золотом и серебром. В такие дни доставалось всём и работы и денег.

Однажды досталось и старой Клипе. Пьяные солдаты, которым разрешили погулять перёд отправкой в Африку, едва не разнесли постоялый двор и бордель при нём. Клипу утащили в подвал, откуда он вылезла на четвереньках только к обеду. Тот день запомнился всём. И хозяин, и женщины с тихим ужасом вспоминали, крестились. А потом, когда кошмар потихоньку забывался, вдруг обнаружилось, что старая Клипа – за сорок, совсем древняя! – беременна! Потрясающая новость облетела весь порт. Клипа родила девочку, крепкую, здоровенькую. Назвали Зиной, в честь императрицы, которая когда-то правила Восточной империей. До тринадцати лёт Зина жила с матерью в борделе, в окружении заботливых проституток. Когда ей пошёл четырнадцатый, девочка расцвела. Она была меньше среднего роста, очень тонкой в талии, обладала почти идеально круглыми бёдрами и изумительно красиво и большой грудью. Как ни старалась Клипа прятать девочку, в портовом борделе это сделать трудно. Её заметили. Но девочка была волевой и чрезвычайно разумной – она наотрез отказалась от матросни. Тайком от матери пробралась в комнату хозяина поздно вечером. Со следующего дня юную красавицу постоянно сопровождали два здоровенных молодца с топорами. Оба состояли в шайке разбойников, что держали в страхе весь порт.

Отныне Зина обслуживала только очень состоятельных клиентов, не забывая, впрочем, своего благодетеля. А потом хозяин борделя внезапно умер. После скоропостижной кончины девочка обнаружила бумаги, в которых она объявлялась наследницей всего. Кто-то пытался протестовать, но когда недовольных нашли порубанных на куски, протесты как обрезало. Здоровенные молодцы охранники только весело ухмылялись. Потом были ещё браки и ещё, пока очаровательная Зина не стала владелицей едва ли не всех Константинопольских борделей и постоялых дворов. На неё работали сотни бандитов и контрабандистов. Многие и не подозревали, что на самом деле ими управляет шестнадцатилетняя девчонка. Последний брак с престарелым любителем молоденьких девушек оказался противным даже с точки зрения неразборчивой Зины, но зато самым выгодным. Молодая вдова унаследовала не только деньги и недвижимость в столице, но и титул аристократки. Отныне знатной красавице по имени Зина – как у императрицы! – не хватало только настоящего мужа – знатного, молодого и богатого. После недолгого совещания с мамой, а мама Зины, старая проститутка Клипа, всегда была рядом с единственной дочерью, помогала ей советами и, по совместительству, охраняла, выбор пал на единственного сына могущественного и богатейшего вельможи империи по имени Марк. Обе женщины были настолько уверены в успехе задуманного, что презрительный отказ Марка буквально обескуражил. Они тогда ещё не знали, что Марк унаследовал лучшие качества отца – ум, рассудительность и волю. Выросший в среде столичной знати, он прекрасно знал цену и себе и окружающим. Каждая из претенденток на сердце проходила тщательную проверку –

здорова ли, чём болела в детстве, чём болели родственники, какая наследственность, прочно ли материальное положение и так далее… Дочь проститутки отвергли сразу, грубо и презрительно, как простолюдинку, вздумавшую всунуть кирзовое немытое рыло в благородное семейство.

– Ты не представляешь, ублюдок, как мне было трудно выжидать подходящего момента! – прерывающимся от ненависти хриплым голосом бормотала Зина. – Я ведь не просто хотела примитивного убийства, не-ет! Я хотела мести! И вот нужное событие происходит – Марка отправляют в Северную Африку, в армию. Сколько сил я потратила на то, что бы разыскать викингов и уговорить их убить Марка, а сколько золота отдала? Да ты и тысячной доли той горы золота не видал за всю свою свинячью жизнь! Но тупорылые скандинавы струсили. Они ждали, пока всё не сделают арабы и только в конце боя вмешались, что бы добить раненого Марка. И тут ничего не вышло!!! – завизжала разозлённая воспоминаниями Зина. – Он удрал!

Мамаша торопливо плеснула какой-то жидкости в хрустальный стакан, подала. Коралловый ротик приоткрылся, белоснежные зубки сжались на хрустале, как на горле лютого врага – Зина трудно отпила глоток, успокоилась. Мать нежно вырвала из скрюченных пальчиков стакан, пронзительно чёрные глазки злобно уставились на Александра. Он осторожно потянул носом воздух, почувствовал знакомый запах отвара сон-травы. Здесь это зелье называется каким-то мудрёным латинским словом, не запомнишь. Зина несколько секунд сидит молча, пальцы нервно мнут складки платья. Чёрные глаза почти выкатились из орбит, ещё сильнее скосились. "Да она сумасшедшая! – подумал Александр, – припадочная психованная, а то и вовсе бесноватая!» Ему вдруг показалось, что вокруг головы Зины обёрнута не коса, а жёлтая песчаная змея, хвост и тело снаружи, голова внутри, пожирает мозг.

– … я почти было успокоилась, когда узнала, что Марк пропал в пустыне, – снова послышался голос Зины, – но тут появился ты. Не то благородный дурак, не то искатель приключений и сокровищ. Ты не просто вернул моего злейшего врага… Ты вернул его к славе и богатству вместе с любимой красавицей женой. Ты возродил этот проклятый род! Тебе нет прощения!!!

Александр слушал заторможённое бормотание Зины и ему вдруг захотелось… пошутить! Медленно склонил голову на грудь, словно засыпая и, улучив момент, когда в голосе Зины зазвучали горестные нотки, громко, с всхлипыванием и присвистом, всхрапнул! В каменном мешке камеры звук получился такой, словно кабан размером с гору хрюкнул.

– Ах! – как ни в чём ни бывало произнёс Александр, широко раскрывая синие глаза, – я, кажется, вздремнул? Извиняюся!

От такой наглости Зина обмерла. Страшно белеет лицо, чёрные глаза на белом кажутся дырами в преисподнюю. Медленно, словно оживающий труп, встает. Скрюченные пальцы вырывают саблю из рук матери. Александр насмешливо приподнимает бровь.

– Напрасно шутишь, – замороженно растягивая слова, прошептала Зина, – лезвие намазано ядом. Одно прикосновение – и всё. А ты почти голый, не заметил?

Александр насторожился. Только сейчас обратил внимание, что лезвие вымазано чём-то жёлто-зелёным. А он действительно почти голый, если не считать коротких, чуть ниже колен, штанов.

– Ни один яд не действует сразу, – неуверенно ответил он, – я многое успею до смерти…

– Не успе-ешь… хе-хе … – гнусно захихикала Зина, – этот яд не убивает, а парализует. Мгновенно. Ты будешь валяться на полу, не в силах даже моргнуть, но всё видеть и чувствовать. Тебя будут живьём жрать крысы, ты будешь чуять боль, когда они станут выгрызать твою плоть и ты не сможешь сделать ни-че-го!

Зина замахивается… Из тени за спиной выступает мать. Мягко, но решительно удерживает руку дочери.

– Подожди-ка, Зиночка, мы решали по-другому!

Дочь, словно бешеная волчица, поворачивается, мгновение смотрит в чёрные глаза. Обмякла, опустила руку.

– Вот хорошо, доченька, вот хорошо … – торопливо бормотала мать, отбирая саблю, – сядь, успокойся…

Зина опускается на стул, словно тряпичная кукла, руки вытягиваются вдоль тела. Секунду молча смотрит перёд собой отсутствующим взглядом, глубоко вздыхает, взгляд поднимается.