Александра
Шрифт:
— Саша, а что это вчера такое было на Москве-реке?
— Ты о чём, Вася?
— О том, о чём вся Москва уже говорит.
— Так это мы с Еленой на коньках покатались. Развеялись с ней. Это плохо?
— Не знаю, я сам не видел. Говорят юбки у вас срамные были и шубки короткие.
— Это кому как. Для меня лично ничего срамного не было. Я не заголялась ни перед кем. У нас с Еленой всё закрыто было. А кому не нравится, те могут идти лесом. — Василий усмехнулся.
— Хотел бы я посмотреть, как вы там катались.
— Посмотришь. Не в последний раз ездили на Москву-реку. А ещё в Корпусе корт
— Что же ты Саша, такая…
— Какая?
— Вредная. Всё поперёк пытаешься сделать. На то, что кто подумает, тебе глубоко наплевать. Надо, Саша, степенство сохранять, достоинство. Ты же принцесса! Имперская кровь в тебе течёт. А ты как отрок юный, всё скачешь. Да сестру свою туда же.
Я встала с лавочки, на которой сидела. Держала на руках Дашеньку. Она ещё сидеть не могла. Но соску уже во всю наяривала. Покачивая её на руках, подошла к Великому Князю.
— Моё степенство, Василий, никуда от меня не убежит. И достоинство тоже. А я ещё молодая, Государь. Мне и отдохнуть охота.
— Ну так отдыхай.
— А как отдыхать? На перине полдня лежать? А потом возле окошечка сидеть, семечки лузгать да кости кому перемывать с такими же клушами? Благодарствую, Государь. Мне отдыхать по другому нравится. Когда на коне скачешь, на перегонки с ветром. Из лука пострелять, даже из пушки. На охоту сходить… Что так смотришь? Да, а почему нет? Муж покойный меня ни разу на охоту не звал. А ты меня хоть раз позови? А ещё нравится отдыхать, когда на коньках по льду катаешься и танцуешь. А спать до обеда, а потом языками трепаться возле окошка, это не для меня.
— Неугомонная ты, Александра.
— Да уж какая есть, Василий.
Он стоял и смотрел на меня и в его глазах я видела разгорающийся огонь желания. У меня сердце застучало сильнее. В груди тепло появилось. Да что ты будешь делать?! Чего смотришь на меня, Василий, своими черными, как ночь глазами? Не смотри так на меня. Он шагнул ко мне. А я, продолжая держать его дочь, покачала отрицательно головой. Но он всё равно подошёл близко.
— Почему? — Задал он вопрос одним словом.
— Не позорь меня, Василий. Не наложница я.
— А кто говорит о наложнице?
— О чём ты, Василий?
Он не ответил. Смотрел на меня и молчал. Потом сказал:
— Мы потом с тобой об этом поговорим. Знаешь, нас с Соломонией поженили без любви. Хотя я понимаю, что любовь для владетелей, это не позволительная роскошь. Мне отец сказал: «Надо тебе жениться». И всё. Слово поперёк ему говорить было нельзя. Пусть не люба жена мне была, да только Соломонию я не обижал. Наложниц не имел. Хотя знаю, что многие цари и короли Европы и не только имеют наложниц по мимо венчанных жён.
— О чём же мы тогда будем разговаривать?
— О том, что должно случится. И ты, и я это понимаем, Александра. Только уста наши молчат, до поры до времени. Но это время скоро придёт. — Он повернулся и вышел. А я осталась стоять с малышкой на руках. Я догадалась, что он имел ввиду. Вот только как же это? Не было на Руси ещё такого, чтобы Государь брал в жёны вдову, да с ребёнком на руках. Всегда для Государя выбирали невинную девицу, что ещё мужчины не знала. А я вдова. Мало того, дважды вдова. Да тут всё боярство с духовенством могут взбрыкнуть. Ибо это урон чести государства. Не по покону предков. Больше мы к этому разговору не возвращались. Продолжали общаться с Василием словно не было его слов.
Корт мои палатины залили. Три дня заливали. Я проверяла, чтобы был ровный лёд. Когда всё готово стало. Сказала им, чтобы брали топорики и начали долбить канавки. Не глубокие в полпальца глубиной с пол локтя шириной. Мы с Еленой разметили будущее ледовое ристалище. Всё как и полагается у хоккейного ледового поля. Парни ничего не понимали. Смотрели на нас с Еленой удивлённо. Всё верно, они заливали три дня. Все заледенелые были. А сейчас лёд долбить.
— Так гвардия, задача ясна?
— Царевна Александра. — Заговорил Божен. — А зачем канавы рубить?
— Увидишь, Божен. — Ответила ему и улыбнулась. Двоих из сержантов определила сделать ворота хоккейные. Показала какого размера должны быть и какой формы. Даже нарисовала на листе бумаги.
— А что это, Царевна? — Спросил у меня Степан, глядя на рисунок.
— Это ворота, Стёпа.
— Зачем ворота? А куда их ладить?
— Ладить их в противоположных концах поля. И ещё, рыболовную сеть найдите. Всё вперёд.
— Царевна, странные какие-то ворота. Как же в них заходить? Нагибаться придётся? Может побольше сделать?
— А в них никто заходить не будет, Стёпа. Короче, братцы-кролики, делайте, что вам говорят. А потом всё поймёте.
Мои гвардейцы принялись за работу. Кроме нас с Еленой никто ничего не понимал. Над моими палатинами потешался весь Корпус. Даже Георг подошёл ко мне. С вопросом:
— Ваше Императорское Высочество, я не совсем понимаю, за что ты своих сержантов наказываешь? Вроде ничего такого они не делали. Или может я чего-то не знаю?
— Я их, Георг, не наказываю. Наоборот, я их поощряю. Они будут у меня одними из первых в новом ристалище, которое станет очень популярным. Но давай не будем торопить события. Вот когда они сделают всё, что нужно, тогда я всё расскажу и покажу.
— Как скажешь, принцесса.
Мы с Еленой тоже готовились. По нашим указаниям швеи шили нам хоккейную одежду. Для смягчения ударов, штаны и куртка набивались конским волосом, как татарские халаты. Сшили перчатки. В них конский волос не набивали, а сделали несколько слоёв ткани. На тыльную сторону ладоней и пальцев кузнец сделал и закрепил металлические накладки, так, чтобы пальцы могли сжиматься. На себя железо решили не весить, ибо тяжело будет. Плотник сделал нам щитки на ноги, на грудь и на руки — наколенники, налокотники и нагрудник. А вот шлемы пришлось делать из металла. Но кузнецу сказали, что сделал их потоньше. Всё же не мечами и саблями по ним бить будут. Причём сами шлемы — закруглённые, на подобии шлемов римских легионеров, только без гребней. Поначалу лицо планировали закрывать личиной, как у ратников, но потом я кузнецу велела сделать что-то типа решётки. Объяснила как, а так же то, что решётка на лицо должна открываться. Он странно посмотрел на нас. Хотел уже что-то сказать, но Елена пресекла на корню саботаж: