Александра
Шрифт:
— Понтифик испугался?
— Да. То, что мне рассказал мой человек, который прибыл оттуда, всё говорит именно об этом. А вот это меня очень тревожит, Максимилиан. Что-то происходит. Что-то, чего мы не знаем. Но это что-то очень… Я даже не знаю, как сказать, одним словом, то, что может в скором времени затронуть всю Европу. Я уверен, что папа изначально и планировал отлучить от Церкви Ливонскую политическую верхушку. Но почему-то вдруг так резко изменил своё отношение ко всему этому на прямо противоположное. И принцесса Александра является в этом деле если не центральной фигурой, то одной из значимых. Настолько значимых, что понтифик предпочёл закрыть глаза даже на то, что
— Нет. Такое вообще невозможно.
— Раньше было невозможно. А сейчас, как видишь, стало возможно. Я же говорю, идёт какое-то движение, что-то происходит на каком-то глубинном уровне, которое может выплеснуться в любой момент наружу. Причём выплеснуться кровавым вулканом, способным похоронить многих. Даже понтифик испугался, когда понял. У меня такое ощущение, что он заглянул в бездну. А мы пока этого не видим и не понимаем. Это меня и тревожит. И как не было бы поздно, когда поймём.
— А ты думаешь, Принцесса Александра это знает?
— Я думаю, знает. И не только знает, но и участвует в этом. Иначе, как ты объяснишь такой её стремительный взлёт? Из не бытья в королевы!
Император рефлекторно передёрнул плечами.
— И что делать Георг?
— Ничего. Ждать. Мы, пока нет ясности в этом деле, ничего делать не будем.
— Георг, ты обещал мне, что с Комниной разберутся и ты решишь её вопрос раз и на всегда.
— Обещал. Но я не знал ещё всего того, что понял позже. Во-первых, моим людям подобраться к ней даже близко не получилось. Все выходцы и представители империи входящие в контакт с Александрой очень жестко контролировались и контролируются. Любое движение в сторону принцесс очень плотно отслеживается. Уровень охраны Комниных меня впечатлил. Поверь, Максимилиан, так не охраняют ни одного европейского монарха, даже тебя. Трое моих доверенных лиц вообще исчезли, без следа. Я уверен они попали в казематы к сторожевому псу Великого Князя, боярину Вяземскому. И что они могли там рассказать, я даже боюсь представить.
— А если попробовать через фон Фрундсберга и его наёмников? — Спросил император. Маркграф отрицательно покачал головой.
— Пробовали. Именно тогда и пропали бесследно двое моих представителей. Третий исчез после того, как решил выйти на контакт с одним влиятельным боярином. Моим людям не удалось даже попасть в Кремль. Во-вторых, на Александру было совершено покушение. Да-да, Ваше Величество. Причём заговорщикам удалось проникнуть в самую Цитадель Москвы. И не только они напали там на саму принцессу, но и попытались похитить её сына, и самое что для меня не понятное, маленькую принцессу. Дочь Василия. Но всё провалилось. У меня, когда я узнал об этом, даже возникло подозрение, что заговорщиков специально заманили в Цитадель. Хотя могу и ошибаться. Но с этой Комниной ничего нельзя исключать.
— Интересно, кто за ней стоит? Московский правитель?
Маркграф Мейсена посмотрел на императора. Покачал отрицательно головой.
— Я тоже поначалу так думал. А вот после, в связи с последними событиями, понял, что Александра не марионетка. В это трудно поверить, Максимилиан. Вот ты тоже думаешь, что за ней кто-то стоит и руководит её действиями. Многие так думают. Я считаю, что она об этом знает и пользуется таким положением вещей. То, что я тебе сейчас скажу, может очень сильно тебе не понравится. Это к вопросу, что она тоже знает то, о чём узнал понтифик. Если взять всю Европу и представить, как шахматную доску, а людей как шахматные фигуры, то Александра не является пешкой, слоном, ферзём или даже королём.
— А кем она является, Георг? Тем более, сейчас наденет королевскую корону.
Маркграф отрицательно покачал головой, глядя на императора.
— Максимилиан, она вообще не является шахматной фигурой. Она та, кто их двигает.
— Ты хочешь сказать, что она игрок? Гроссмейстер — великий мастер?
— Вот именно. А теперь вопрос, Максимилиан, если она сидит по одну сторону игровой шахматной доски, то кто сидит по другую?
— Кто?
— Я не знаю. И это не ты, Максимилиан. И даже не понтифик, что странно само по себе, не правда ли, Ваше Величество? Мы здесь на этой доске, всего лишь шахматные фигуры. И я уверен, Василий тоже. Но, похоже, понтифик узнал, кто второй игрок. И ему это очень не понравилось, я бы даже сказал напугало так, что он выдал Александре свою папскую буллу, без каких-либо условий, что так же невероятно, да ещё кто, дал буллу на корону? Медичи! А эта семейка никогда и ничего не даёт просто так. Значит папа решил, что в этой игре играть лучше всего в связке с принцессой.
Максимилиан задумался. Георг тоже молчал. Взял кубок с вином и сделал глоток. Он ждал, что решит император.
— Я понял тебя. Георг. Что тогда делаем, в связи со всем этим?
— Ничего, мой император. Мало того, ты напиши ей своё послание, что поздравляешь её с коронацией. Что надеешься на самые дружеские, родственные отношения, тем более она же называла тебя дядюшкой. Что рассчитываешь на вечный мир между империей и королевством. А я отвезу ей это.
— Ты сейчас серьёзно?
— Очень. Заодно пообщаюсь с ней. Хочу удостоверится, насколько я прав. Кстати, Максимилиан, Александру и её сестру Елену Русская Православная Церковь признала Порфирородными и Порфирогенитами.
— Правда? — Император захохотал. Георг тоже улыбнулся. — Георг, я даже не знаю, что от них ожидать в следующий раз! Но зато какой щелчок смачный и громкий по носу султана! Ай молодец, Александра! Хорошо. Секретарь сегодня подготовит ей послание, назову её своей дорогой кузиной. А завтра ты выедешь в Ливонию. Георг, а мне мои шпионы докладывают, что в Ливонию могут полезть поляки с литвинами. И шведы.
— Пусть лезут. Я тоже в курсе о том, что творится в польском сейме. Там крик стоит, что аж стены трещат. — Маркграф усмехнулся. — Пусть эти идиоты лезут в Ливонию. А мы посмотрим. И когда Александра умоет их кровью, откусим себе часть польских земель.
— Поляки недовольны, что королевой позвали не кого-то из их представителей великопольских семей, а византийку. — Проговорил Максимилиан.
— У поляков всегда были проблемы с благоразумием. Слишком много амбиций и самомнения. Особенно оно возросло после Грюнвальда. Прошло сто лет, а они всё носятся с этим, постоянно подчёркивая свою значимость. Сейчас поляки делят ливонский престол. Особая свара идёт между мазовецкими Пястами, их представляет молодой князь Станислав и его младший брат Януш с одной стороны и представителями Грифичей в лице Георга Померанского с другой. Эти вообще заявили, что только они имеют право на Ливонскую корону.
— Георг Померанский? Сын Анны Ягеллонки?
— Да. Формально Грифичи к Польше как бы не относятся, но их воспринимают как польский княжеский род. Ну и мать его, польская принцесса из королевской династии Ягеллонов. Это по мимо ещё целой кучи претендентов на корону Ливонии, рангом пониже. А там каждый голозадый шляхтич, всё имущество которого, это ржавый меч его прадеда, считает себя ровней королям и всерьёз выдвигает свои претензии.
— То есть, Ливония ещё ими не захвачена, делёж уже начали?! — Засмеялся Максимилиан.