Александрин. Огненный цветок Вальхейма
Шрифт:
— Мерзость, — борясь с накатывающей тошнотой, выдавила из себя и едва не свалилась с террасы. Подалась вперёд, не веря своим глазам, благо Софи удержала и затащила меня обратно.
И сама не поняла, то ли закричала, то ли заскулила жалобно: напитавшийся тьмою вихрь обратился против Морана и теперь двигался на него. На дворец, на шокированных правителей, раздавленных предательством кардинала, на их ошеломлённых подданных.
От очередного хлёсткого порыва ветра придворные слаженно ахнули, начали пригибаться, в панике хватаясь друг за друга или за что придётся. Я впилась пальцами в гранитные перила балюстрады,
Несмотря на сопротивление Морана, из последних сил сдерживавшего подступающий, пронизанный тьмою вихрь, самые впечатлительные поспешили вернуться в зал, опасаясь оказаться в смертельной ловушке чар. Короля с королевой увела охрана, расчищая венценосным дорогу алебардами. Софи тоже куда-то подевалась.
Впрочем, на неё мне сейчас было плевать. Как и на хаос, творившийся вокруг. Я не сводила с Морана взгляда. Перед простёртыми руками мага как будто выросла невидимая преграда. За этой незримой чертой ярилась неукротимая стихия, из стороны в сторону раскачивая деревья, ломая ветки, покрывая воду в фонтанах рябью, выдергивая из цветов потускневшие лепестки. Мраморную красавицу-русалку испещрили трещины. Лицо её, до этого прекрасно-безмятежное, прорезала зловещая, кривая ухмылка-трещина. Осколок хвоста, подвластный движению руки кардинала, понёсся на Стража.
— Моран!!!
Его светлость успел рухнуть на колени, в момент, когда у меня уже, кажется, остановилось сердце. Мраморная глыба пролетела прямо у него над головой и врезалась в стену, и вот уже глубокими трещинами пошёл фасад Анфальма. За одним «снарядом» тут же последовал другой, за ним третий, и каждый настойчиво искал свою мишень.
Было видно, что несмотря на отчаянные попытки, Моран не способен обратить зачарованный вихрь против кардинала. Сдерживать подступающую стихию и при этом уворачиваться от атак одержимого — маркизу, ослабленному демоном, было не под силу.
Страж уже даже не пытался подняться с колен. Я видела, как на тянущихся к смертоносному источнику руках мужа бугрятся от напряжения мышцы, как глаза ему слепит пот, смешанный с кровью. Словно находясь с ним рядом, слышала рваное дыхание, хрипло вырывающееся из груди.
— Вы должны вмешаться! Скорее! — будто и не мои прозвучали слова, больше напоминавшие крик раненой птицы. — Да помогите же ему!
Но Стражи остались немы к моим мольбам, потонувшим в оглушительной какофонии.
— Нельзя, — в тревожном гуле голосов раздался ответ, в котором сквозила горечь. — Бой прекратится только в случае смерти одного из противников. Или если один из них признает себя побеждённым.
Я даже не поняла, кому принадлежал этот голос. Кажется, магистру Броссару, не последовавшему примеру большинства, укрывшихся в стенах Анфальма. Я не шевелилась, боялась отвести от мужа взгляд и пропустить страшный, роковой момент, когда вихрь, неумолимо надвигавшийся на маркиза, поглотит его, разорвёт в клочья.
А следом и нас.
Признает поражение? Только не Моран. Он не колеблясь предпочтёт позору смерть. Да и не остановится
Бофремону теперь уже нечего терять.
А я в любой момент могла лишиться самого дорогого.
Демона Морана я не чувствовала. То ли Страж и его пытался сдерживать, то ли тварь решила затаиться и не подпитывать моего мужа силой, дабы упростить прелату задачу по уничтожению мессира маркиза.
Зато близость мерзкой твари, что засела в Бофремоне, с каждым мгновением ощущалась всё острее. Я буквально осязала её мощь, безграничную власть высшего над бывшим служителем Единой.
Насилу оторвав от мужа взгляд, зажмурилась, обращаясь к своему дару, концентрируясь на нём. Вчера, пытаясь изгнать из Морана чудовище из потустороннего мира, я потерпела фиаско. По моей вине Стражу пришлось пережить немало мучительных мгновений.
А как насчёт кардинала? Нет, очищать его от демонической напасти я не собиралась. Но если получится причинить боль этому выродку, ослабить его, буду безмерно рада.
И я отдала первый ментальный приказ. Сосредоточенная на своих эмоциях, на связи с демоном, не увидела, как лицо Бофремона исказилось гримасой боли. Зато услышала громкий, нечеловеческий рык, вспоровший туманный, напитавшийся предгрозовой влагой и пеплом воздух.
В своём волеизъявлении я была настойчива. Не просила, требовала, чтобы демон обглодал его высокопреосвященство до косточек. Чувствовала сопротивление высшего, отказывавшегося исполнять моё желание.
Самое страстное сейчас и самое отчаянное.
С маркизом я вчера осторожничала, боясь причинить ему боль. А здесь решила не церемониться. Снова и снова повторяла мысленно, словно заведённая, горячо желая смерти человеку, по чьей прихоти было искалечено столько судеб. Не сосчитать, сколько за последние месяцы по вине Бофремона погибло людей.
Приоткрыв глаза, увидела, что кардиналу уже не до боя. Словно побитая собачонка, скулил он, стонал, визжал и кричал, катаясь по выжженной земле. Высший, хищник по природе, только вкусив кардинальской плоти, уже не мог остановиться, пожирал его изнутри.
— Лучше отвернитесь, — попытался утянуть меня в зал магистр Броссар. — Зачем вам это видеть?
Терраса опустела. Остались только самые стойкие и неравнодушные: я и пожилой маг, единственные свидетели страшного окончания дуэли.
К счастью, страшного для Бофремона.
Собрав в кулак последние силы, Моран поднялся на ноги. Не знаю, как сумел оттолкнуть от себя густившуюся, готовую поглотить его тьму. Последний предсмертный вопль кардинала прокатился по парку и тут же стих, затерявшись в воронке мглы. В этом колдовском вихре исчез и сам прелат, вместе со своим демоном.
А я, вырвав руку из сухих, морщинистых пальцев мага, бросилась в тронный зал, а оттуда, расталкивая трясущихся, точно в лихорадке, придворных, помчалась к лестнице. Чудо, что с неё не навернулась и не сломала себе шею.
Скинув неудобные туфли, не обращая внимания на колющую ступни обжигающе горячую каменную крошку, бросилась к маркизу, опережая спешащих к нему Стражей.
Моран сидел, прислонившись к бортику раскуроченного бассейна. А над ним возвышалась жутковатая, изуродованная стараниями кардинала статуя русалки, лишившаяся не только хвоста, но и головы, что совсем недавно была катапультирована в моего мужа.