Александрийское звено
Шрифт:
– Это наш символ, – пояснил он. – Его выдают каждому новому члену ордена.
– Похоже, дорогая вещица.
– Да уж не из дешевых.
– Для вас все это действительно важно?
Датчанин пожал плечами.
– Мне это нравится. Но это совсем не то, что религия.
– Папа говорил мне, что вы еврей.
Торвальдсен кивнул.
– Я про евреев почти ничего не знаю. За исключением того, что миллионы их были убиты во время Второй мировой войны. И вот этого я действительно не понимаю.
– В этом ты не одинок, Гари. Гои пытались
– Почему другие люди ненавидят евреев?
Торвальдсен задумывался над этим вопросом множество раз, как и те философы, теологи и политики, которые столетиями рассуждали на эту тему.
– Для нас все это началось с Авраама, точнее говоря, с того, что называют Авраамовым заветом. В возрасте девяноста девяти лет ему явился Бог и заключил с ним завет – или, иными словами, договор, – сделав его народ богоизбранным, тем, который унаследует земли Ханаанские. Но, увы, вместе с такой честью на нас была возложена и большая ответственность.
Он видел, что мальчик заинтересовался.
– Ты когда-нибудь читал Библию?
Гари отрицательно мотнул головой.
– Обязательно почитай. Это великая книга. С одной стороны, Бог благословил евреев, сделал их избранным народом. Но именно их ответ на это благословение определил их последующую судьбу.
– Что вы имеете в виду?
– Они взбунтовались, стали курить фимиам идолам и благодарить их за свое благополучие, стали жить не по заветам Божьим, а руководствуясь собственными страстями и желаниями. И тогда Бог покарал их, рассеяв среди неевреев.
– Именно поэтому их не любят?
Торвальдсен закончил застегивать свою мантию.
– Трудно сказать. Но с тех пор евреи непрерывно подвергались преследованиям.
– У Бога, видно, крутой нрав.
– Бог Ветхого Завета – совсем не такой, каким Он предстает в Новом.
– Боюсь, Он мне не очень по душе.
– И не тебе одному. – Торвальдсен помолчал. – Евреи первыми в мире стали утверждать, что человек несет ответственность за свои поступки. Не боги виноваты в том, что жизнь пошла не так. В этом виноват ты сам. И это сделало нас другими. Христиане пошли еще дальше. Человек был изгнан из Эдема по собственной вине, но Бог, любя человека, искупил наши грехи кровью Своего Сына. Еврейский Бог – жесток и вершит правосудие, Бог христиан – воплощение милосердия. Огромная разница!
– Но ведь Бог должен быть добрым, разве не так?
Датчанин хитро улыбнулся и обвел взглядом изысканную комнату. Пора переходить от теологии к более насущным вещам.
– Скажи, что ты думаешь о произошедшем в беседке?
– Не знаю, что и думать, но мистеру Херманну явно не понравится то, что вы похитили его дочь.
– Так же как твоим родителям не понравилось то, что случилось с тобой. Разница лишь в том, что она взрослая женщина, а ты подросток.
– Почему все это происходит?
– Думаю, мы скоро это узнаем.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался Альфред Херманн. Он тоже
– Ты похитил мою дочь? – спросил Херманн, трясясь от ярости.
Торвальдсен стоял неподвижно как статуя.
– Абсолютно верно, – ответил он.
– И ты наверняка знал, что комната прослушивается?
– Для этого большого ума не требуется.
Напряжение нарастало. Херманн неожиданно для себя оказался в совершенно непривычной для него ситуации.
– Хенрик, я этого не потерплю!
– А что ты сделаешь? Вызовешь Когти Орла, чтобы он разобрался со мной?
Херманн колебался, не зная, что сказать. Наконец он спросил:
– Это именно то, чего ты добиваешься?
Торвальдсен подошел ближе.
– Ты переступил черту, когда похитил этого молодого человека, – проговорил он, указав на Гари.
– Где Маргарет?
– В надежном месте.
– Ты не осмелишься причинить ей вред!
– Я осмелюсь на все, что будет необходимым. Ты достаточно хорошо меня знаешь.
Пронзительный взгляд Херманна впился в него, словно гарпун. Глядя на австрийца, Торвальдсен в который раз подумал о том, что это костлявое лицо больше подошло бы фермеру, нежели аристократу.
– Я думал, мы друзья.
– Я тоже так думал. Но все это пошло прахом после того, как ты отобрал этого юношу у его матери и уничтожил книжный магазин его отца.
Заседание ассамблеи должно было вот-вот начаться. Торвальдсен тщательно рассчитал время для того, чтобы вызвать Херманна на поединок. Будучи Синим Креслом, тот был обязан являть собой образец дисциплины и уверенности. Никто из членов ордена не должен был знать о каких-либо проблемах в его личной жизни.
И еще он не имел права опаздывать.
– Нам нужно идти, – сказал наконец Херманн. – Но это еще не конец, Хенрик.
– Согласен. Для тебя это только начало.
50
Вашингтон, округ Колумбия, 13.30
– Ты понимаешь, что довела Дейли до белого каления? – спросил Грин, обращаясь к Стефани.
Они и Кассиопея ехали в лимузине Грина. От водителя их отделял звуконепроницаемый щит из плексигласа. Грин подобрал женщин в центре города после того, как они покинули дом Дейли.
– Да, ну и что с того! Он не посмеет преследовать нас. Диксон, наверное, могла бы влезть в его одежду, но не в его ботинки. Вряд ли она погонится за нами босой и без оружия.
Эти доводы не убедили Грина.
– Я полагаю, ты позволила Дейли узнать о том, что вы были в его доме, не без определенной цели?
– Мне бы тоже хотелось услышать ответ на этот вопрос, – вставила Кассиопея. – Мы могли бы уйти незаметно, он даже не узнал бы, что мы там были.
– И я по-прежнему находилась бы в перекрестье прицелов. Теперь ему придется быть осторожнее. У меня есть то, что ему нужно позарез, а Дейли – прирожденный торгаш.