Александровский cад
Шрифт:
Лешка протянул руку, чтобы помочь ей спуститься.
– Алексей? Казарин?! – Светкиному изумлению не было предела.
– С мягкой посадкой, – улыбнулся он.
Светлана спустилась по лесенке и капризно воскликнула:
– Да уж, с «мягкой»! Если б ты знал, что это был за полет. Сначала трясло, затем крутило, потом вдруг воздушные ямы…
И тут она споткнулась на полуслове.
– Постой, а ты как здесь оказался? Кого-то встречаешь?
– Уже встретил, – спокойно ответил Казарин.
Светлана удивленно огляделась, Алексей расхохотался:
– Не ломайте голову, Светлана Иосифовна. Капитан Казарин прибыл в ваше распоряжение. Приказ, – развел он руками.
Светлана смерила друга своего брата оценивающим взглядом.
– Что ж, охраняй, но так, чтобы мне это не мешало. Лады?
В ее голосе проскользнула хозяйская нотка.
– Свет, я за тебя в ответе перед Иосифом Виссарионовичем. Лично. Поэтому как получится…
Казарин распахнул перед Сталиной дверцу автомобиля. Уже поставив ногу на подножку, Светлана еще раз смерила его взглядом, холодно улыбнулась и, выдержав паузу, тихо произнесла:
– Как я захочу, так и получится. Понял, капитан Казарин?
И это пришлось проглотить Лешке. Он дождался, когда Сталина сядет в машину, а затем занял место на переднем сиденье.
– В Кремль! – скомандовал Алексей водителю и обернулся к Светлане, чтобы сгладить возникшую неловкость. Но та неотрывно смотрела в окно, всем своим видом демонстрируя, что продолжать разговор не намерена.
В тот же вечер Казарин заглянул к Шапилину, чтобы попытаться еще раз обсудить свое новое поручение.
– Заходи, заходи. Давай без церемоний, – забасил с порога Петр Саввич. – Верочка!..
В кабинет вошла Вера, и Шапилин встал навстречу:
– Верочка, организуй нам с Казариным чаю.
Алексей посмотрел на тестя и заметил, что тот не сводит глаз с молодой женщины. Когда Вера вышла, Алексей подошел к столу, посмотрел на шахматы, расставленные на доске, и сказал:
– Вы, Петр Саввич, как Чапаев.
Шапилин смутился:
– Это в каком смысле?
Но тут в комнату вернулась Вера, неся на подносе два горячих стакана с чаем, несколько кусков хлеба и розетку с вареньем.
Услышав последние слова, она покраснела, но Алексей тут же объяснил:
– Ну, помните сцену в фильме, когда Чапаев говорит Фурманову: «Это я в бою тебе командир. А вечером я тебе первый товарищ. Заходи, посидим».
Шапилин облегченно усмехнулся:
– Точно! Ну, у тебя и память!.. Ладно, рассказывай. Встретил?
Казарин с улыбкой кивнул, но тут же помрачнел. Он поставил стакан с чаем на стол и, поднявшись с кресла, заявил:
– Петр Саввич, освободите меня от занимаемой должности. Прошу отпустить на фронт.
Шапилин всплеснул руками.
– Опять двадцать пять. Ну что ты, ей-богу, заладил одно и то же. Навоюешься еще.
– Петр Саввич, очень прошу вас, – взмолился Казарин. – Ну не годится мне, здоровому лбу, таскаться целыми днями за… – Лешка хотел сказать крепкое словцо, но сдержался, – … за Светланой Иосифовной. Ну, честное комсомольское слово, невмоготу. Да и характерами мы уже сразу померились.
– Ну и кто кого? – полюбопытствовал Шапилин. – Ты варенье-то подкладывай.
Казарин кинул взгляд на Веру, с интересом прислушивающуюся к разговору, и, положив себе в чашку варенье, вновь бросился в атаку:
– Да какая разница «кто кого»? Дело в принципе.
Петр Саввич откинулся на спинку стула, незаметно подмигнул Вере, аппетитно облизал ложку и отрезал:
– Так, Лешка, все! Ты устал. Допивай чай и чеши-ка домой спать. Разговор по душам окончен.
Глава 8
Собаки лаяли так, что Герман Степанович Варфоломеев готов был каждую удавить собственными руками. Он вообще очень тяжело переносил все, что с ним происходило в последнее время.
Казалось, немцам было абсолютно все равно, кто перед ними: пленный красноармеец с тремя классами образования или он, добровольно сдавшийся еще в октябре 41-го потомственный барон фон Шпеер. Тогда вопреки его ожиданиям с ним даже не стали долго разговаривать: уже через сутки за Варфоломеевым-Шпеером захлопнулись ворота концентрационного лагеря под Витебском, и его жизнь закончилась. Во всяком случае, так он считал.
Единственным утешением было то, что перед самой сдачей в плен Варфоломеев успел спрятать алмаз. Где, знал теперь только он. Самое ужасное, что, попав в лагерь, Герман Степанович, вернее, его организм, оказался совсем не готов к такому повороту событий. Сбои он начал давать почти сразу, и весной 43-го в этом изможденном человеке с трудом можно было узнать таинственным образом исчезнувшего из Кремля старого хранителя товарища Варфоломеева.
Даже неожиданный вызов к начальнику лагеря Германа Степановича почти не заинтересовал. В тот вечер у него поднялась температура, и он вообще плохо соображал, что происходит. Да еще собаки лаяли так, что разламывалась голова.
– Сесть! – скомандовал по-немецки конвойный, и Герман Степанович устало опустился на стул.
Он не заметил, как в комнате появился человек в белом халате, который протянул ему стакан воды и маленькую капсулу.
– Что это? – спросил заключенный.
– Пейте, – сказал по-русски, но с чудовищным акцентом незнакомец. – Это добавит вам сил.
Варфоломеев нехотя проглотил таблетку, после чего человек в халате пощупал его пульс, посмотрел зрачки и так же незаметно, как и появился, вышел из комнаты.
К столу подошел солдат и поставил перед Варфоломеевым кружку с кипятком, накрыв ее куском хлеба. Герман вопросительно посмотрел на конвойного. Тот движением руки велел ему есть. Старик схватил хлеб и впился в него зубами. Все его сознание было сосредоточено на еде, поэтому он не видел, что из темного угла комнаты за ним наблюдала пара внимательных глаз.
– Кушать надо аккуратно!
Варфоломеев подавился куском и быстро поставил кружку на стол. За его спиной послышались шаги, и перед ним появился человек в форме высшего офицерского состава гестапо.