Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
Корнилова поддержал Алексеев:
— Хочу высказать свои соображения в пользу мнения командующего армией. Степной район годен только для партизанских действий. Монолитность Добровольческой армии при случае зимовки в задонской степи будет нарушена. Зимовники удалены друг от друга, не обеспечены жильём и топливом. Мы сможем квартировать там только небольшими отрядами.
Корнилов вставил:
— Мы в задонских зимовниках, при всём гостеприимстве там донцов атамана Попова, потеряем к весне стройность и боеспособность армии.
Алексеев
— Степной район, кроме немолотого зерна, сена и скота, не даст ничего для удовлетворения нужд армии. Наконец, наивно рассчитывать на то, что большевики оставят нас в покое и не попытаются уничтожить по частям. Это должны понимать даже их прапорщики Сиверс и Крыленко, не говоря о бывших генералах, перешедших на службу к Советам.
Корнилова и Алексеева поддержали Романовский и Марков. Последний высказался довольно резковато:
— Я встал в ряды армии добровольцев не для того, чтобы отлёживаться зимой в стоге сена. Я пришёл на Дон воевать с большевиками, как все бойцы моего полка...
На военном совете в станице Ольгинской Корнилов настоял на своём решении. Добровольческая армия выступила в поход на столицу казачьей Кубани город Екатеринодар.
На центральной улице армия построилась полками, батальонами, батареями. Конники спешились. В морозном воздухе раздался далеко слышимый призывный сигнал — звук серебряной Георгиевской трубы:
«На молитву!»
В замерших рядах добровольцы, от седого генерала до юного кадета, сняли фуражки и папахи. В установившейся тишине эхом пронеслось:
«Отче наш...».
Так начался 1-й Кубанский поход Добровольческой армии, получивший в истории Гражданской войны название «Ледяного».
Отправился в свой поход и донской атаман генерал от кавалерии Пётр Харитонович Попов. Он соберётся к весне в Зимниках с силами и после этого победно совершит конный рейд по станицам Нижнего Дона, в которых была установлена советская власть.
Белоэмигрантские военные историки по-разному оценивают верность решения Корнилова и Алексеева выступить в 1-й Кубанский поход. Так, авторитетный исследователь русского зарубежья, генерал Н. Н. Головин считал принятое в станице Ольгинской решение «стратегической ошибкой».
Перед выступлением командующий и верховный руководитель Добровольческой армии предупредил командиров о необходимости соблюдения известного такта в отношении населения Кубани:
— Казачество если не теперь, то в скором будущем станет опорой Белого движения...
— Требую особенно осторожного отношения к станицам и не применять реквизиции...
— Кубанцам надо доносить идеи Белого дела словом и примером, а не угрозой оружия...
Деникин так впоследствии отозвался о требованиях Корнилова и их последствиях:
«...Мера, психологически полезная для будущего, ставила в тупик органы снабжения. Мы просили крова, просили жизненных припасов - за дорогую плату, не могли достать ни за какую цену сапоги и одежду, тогда ещё в изобилии имеющихся в станицах, для босых и полуодетых добровольцев; не могли получить достаточно подвод, чтобы вывести из Аксая остатки армейского имущества.
Условия неравные: завтра придут большевики и возьмут всё - им отдадут даже последнее беспрекословно, с проклятиями в душе и с униженными поклонами.
Скоро на этой почве началось прискорбное явление армейского быта - «самоснабжение». Для устранения или, по крайней мере, смягчения его последствий командование вынуждено было перейти к приказам и платным реквизициям...».
Из Ольгинской Добровольческая армия выступила в направлении на станицу Егорлицкую. До неё было 88 вёрст. Генерал Алексеев сначала бодро шёл в голове походной колонны, опираясь на палку. Но годы давали себя знать, как и запущенная болезнь почек с её тяжёлыми приступами.
Когда Алексеев почувствовал себя плохо, адъютант настоял на том, чтобы тот сел на повозку:
— Ваше превосходительство, прошу от имени Лавра Георгиевича отдать мне ваш карабин и сесть на сани. Будьте любезны, не упорствуйте.
— Спасибо за заботу, Алексей. Придётся выполнить приказание. Мне действительно сегодня дурственно.
— Устраивайтесь поудобнее, Михаил Васильевич. Сейчас я найду вам хоть немного сена...
Шедший много вёрст рядом с санями Деникин, подбадривал своего старшего товарища:
— Михаил Васильевич, крепитесь, дорогой. Скоро пойдут кубанские станицы, там вы отдохнёте, подлечитесь немного...
Весь оставшийся путь до станицы Егорлицкой Алексеев проделал на санях, порой теряя сознание от приступов боли. Армейские врачи были бессильны чем-либо помочь генералу. Тот лежал в санях рядом с чемоданом, в котором хранилась вся армейская казна в шесть миллионов рублей обесцененных «бумажек».
Над походной колонной добровольцев реял трёхцветный российский флаг. Авангард составлял Корниловский ударный полк. Его бойцы отличались малиново-чёрными фуражками и погонами и красно-чёрными знаками-углами на рукавах шинелей и гимнастёрок.
88 вёрст «Ледяного» похода стали для добровольцев не только тяжелейшим путём в мороз по утопавшей в снегу задонской степи. По пути шло сколачивание формирований - рот, батальонов, полков в единый, крепкий воинский организм. Походные тяготы и лишения делали своё благое дело.
Добровольцы шли по заснеженной дороге с песней, которая пелась ими весь 1918 год. Называлась она «Молитвой офицера».
После начальных, печальных строк:
На родину нашу нам нету дороги, Народ наш на нас же, на нас же восстал. Для вас он воздвиг погребальные дроги И грязью нас всех закидал, -