Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
Закончив свой доклад, Алексеев сказал:
— Лавром Георгиевичем составлен план штурма Екатеринодара. Это является целью нашего Кубанского похода. Если возьмём город, то он станет белой столицей, откуда мы поведём борьбу и за Кубань, и за Терек, и за Дон, и за Москву.
Суть Екатеринодарской наступательной операции, по замыслу Корнилова, заключалась в следующем:
Во-первых, разбить крупные отряды противника, действовавшие южнее Екатеринодара, для того чтобы обеспечить возможность переправы на левый берег реки Кубани и увеличить запас боеприпасов за счёт
Во-вторых, внезапным ударом захватить большую станицу Елизаветинскую в 18 вёрстах к западу от Екатеринодара: красные здесь белых не ожидали.
В-третьих, переправиться через реку Кубань и атаковать сам город, штурмуя его до победного конца.
Закончив изложение плана операции, Корнилов заметил следующее:
— Ближайших к Екатеринодару переправ имеется две. Это деревянный мост у станицы Пашковской, где вёл бой Покровский. Там большевики должны нас поджидать. И железнодорожный мост у самого города. Но атака его, как мне сказали наши инженеры, представляет непреодолимые технические трудности. У кого какие будут мнения?
Участники военного совета все как один высказались за штурм Екатеринодара. Корнилов в заключение сказал:
— Благодарю всех. Иных мнений от вас, моих соратников по Белой борьбе, я и. не ожидал. Сегодня же вы получите для каждой бригады боевые распоряжения.
Затем встал Алексеев:
— Мы с Лавром Георгиевичем верим в ваших бойцов. В их мужество, стойкость в бою, в твёрдость духа. И в то, что их не надо агитировать за штурм...
Но бои за столицу Кубанского казачьего войска оказались намного тяжелее, чем могло предполагать белое командование. Понимали это или нет Корнилов с Алексеевым, но общепризнанным считается то, что эти два военных вождя Белого дела сознательно шли на смертельный для Добровольческой армии риск.
В двадцатых числах марта бригада генерала Богаевского после упорного и кровопролитного боя захватила станицы Григорьевскую и Смоленскую. Конная бригада генерала Эрдели налётом успешно овладела Елизаветинской, часть казаков которой сразу же примкнула к белым, вооружившись припрятанными винтовками и шашками.
Но атака на рассвете 24-го числа станицы Георгие-Афипской бригадой генерала Маркова внезапной не получилась. Когда голова наступающей колонны подошла на расстояние всего в одну версту, как-то быстро рассвело.
Часовые красных сразу заметили на открытом, совершенно чистом поле вражеские войска.
Марковцев, ещё не успевших развернуться для атаки, накрыл убийственный артиллерийский и ружейно-пулемётный огонь. В обстреле участвовал и бронепоезд. В числе первых пулевое ранение в ногу получил генерал Романовский.
Положение спас бригадный командир. Марков приказал колонне укрыться за высокой насыпью железной дороги, которая проходила поблизости по заливным лугам. Впереди виднелась окраина станицы, опоясанная протекавшей в совершенно отвесных, пусть и не очень высоких, берегах речкой Шебш с единственным через неё мостом.
Наступление на Екатеринодар приостановилось. Тогда Корнилов, стремясь не потерять инициативы, приказал Богаевскому глубоко обойти Георгие-Афипскую с запада. Получив такой приказ, 2-я бригада незамедлительно оставила станицу Смоленскую. К ней направился Корнилов со своими штабистами, чтобы лично руководить атакой.
Станица Георгие-Афипская была взята комбинированной атакой двух пехотных бригад добровольцев. Как потом выяснилось, её гарнизон составляли свыше пяти тысяч красногвардейцев с артиллерией и бронепоездами. На железнодорожной станции белые захватили склад боеприпасов, где хранилось до 700 артиллерийских снарядов. Они оказались самыми драгоценными трофеями того боя.
На станичной площади Георгие-Афипской генералы Корнилов и Алексеев провели построение бригад, участвовавших в победном бою. Когда Лавр Георгиевич стал благодарить командира Партизанского донского казачьего полка генерала Казановича за взятие станицы и железнодорожной станции, тот ответил:
— Никак нет, ваше превосходительство. Всем успехом мы обязаны Митрофану Осиповичу Неженцеву, командиру ударного полка, который носит ваше имя...
Войска Добровольческой армии стали стягиваться к станице Елизаветинской, к паромной переправе через Кубань. Встал вопрос, какими силами форсировать реку и переходить на левобережье, где стоял Екатеринодар. Алексеев предложил:
— Лавр Георгиевич, последние бои дали нам много раненых бойцов. Стало больше и больных. Все они сейчас находятся в обозном лазарете.
— Знаю, Михаил Васильевич. Бросать их нам никак нельзя. И обоз тоже.
— Думаю, что на тот берег реки надо послать в первом эшелоне бригаду генерала Богаевского. К ним там присоединится конница Эрдели. А марковцы пусть пока прикрывают армейские тылы.
— Хорошо. Приказ отдам сегодня же. Красные действительно могут ударить от аула Панахес по нашему обозу. Но тогда оставлять приходится на правом берегу треть наших сил. Не много ли?
— А что делать? Не бросать же сотни раненых и больных на расправу.
— Значит, и поступим так. После переправы 2-й бригады перевозим через реку обозы и только потом марковцев...
Переправа Добровольческой армии через Кубань в Елизаветинской шла в течение трёх суток, днём и ночью. Местный паром брал или около 15 конников, или 4 повозки с лошадьми, или полсотню человек с оружием. Удалось найти ещё один небольшой паром, правда, с неисправным тросом. Нашлось и десяток рыбачьих лодок.
За трое суток на противоположный берег перевезли около девяти тысяч добровольцев, обозников, беженцев, до четырёх тысяч лошадей и 600 повозок, артиллерийских орудий с упряжками, зарядных ящиков. Красные батареи подошедшего отряда стали обстреливать место переправы только в самый последний день, 27 марта.
В тот день командование белых вместе с кубанским правительством обсудило вопросы, связанные с занятием Екатеринодара. О том, что он будет взят, в Добровольческой армии говорили как о чём-то неизбежном и не допускающем сомнений. Кубанцы-автономисты больше слушали своих коллег, сами предлагали мало. Совещание в отсутствие Корнилова вёл Алексеев: