Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
Но всё же главной целью 1-го «Ледяного» Кубанского похода оставался город Екатеринодар, в котором у власти находилось правительство так называемых «автономистов» во главе с Лукой Бычом. Но военной силы правительство Области имело на удивление мало, а на полпути к Екатеринодару, в Майкопе, сосредотачивались красногвардейские отряды.
Корнилов в те дни спросил как-то Алексеева:
— Михаил Васильевич, у вас больше местной информации. Можем ли мы рассчитывать на казачьи части екатеринодарского правительства?
— Думаю, что нет, Лавр Георгиевич.
— Почему
— На одном из последних заседаний правительства его глава Быч заявил буквально следующее: помогать Добровольческой армия - значит готовить вновь поглощение Кубани Россией.
— Что этот Быч, белены объелся?
— Это убеждение закоренелого автономиста.
— С таким человеком нам явно сегодня не по пути.
— Не наделал бы нам этот Быч больших бед. Вот о чём я беспокоюсь...
Станицы, через которые проходили добровольцы, всё реже давали пополнение, хотя и встречали белых с чувством радости. Так было, например, в большой станице Некрасовской, которую отряд красных после митинга оставил без боя, отойдя к селу иногородних Филипповскому.
Однако далеко не все командиры красных отрядов так поступали. Когда авангард Белой армии подступил к месту переправы через реку Лабу, из камышей и с ближайшей высоты по добровольцам был открыт сильный ружейный и пулемётный огонь. Корнилов, прискакавший к месту начавшегося боя, приказал форсировать реку только ночью.
Подходившие к Лабе добровольческие части таким образом получили день отдыха. На одном из приречных хуторов собрался военный совет армии. На нём решался только один вопрос: как перехитрить большевиков?
Военный совет открыл командующий армией:
— Буду краток, господа генералы и офицеры. Получены сведения, что в Майкопе большевики сосредоточили крупные силы. И что хуже того - значительную артиллерию. Прямой путь отсюда на Екатеринодар нам закрыт. Что будем предпринимать?
Слово по старшинству взял Михаил Васильевич (после пего выступили все участники военного совета):
— Нам надо переиграть противника, пока тот не силён в тактике. Есть предложение, Лавр Георгиевич.
— Какое?
— Лабу мы ночью перейдём. Красные сами уйдут с того берега. Их мало, и пушек у них нет. Но куда нам двигаться дальше? Надо поддержать большевиков во мнении, что мы уходим на Юг. Однако, форсировав там реку Белую, нашей армии надо повернуть резко на запад, туда, где находятся черкесские аулы и кубанские добровольцы.
Корнилов после минутного раздумья сказал:
— Обманный план хорош. И будет полной неожиданностью для противника. У кого будут иные предложения? Прошу всех высказаться.
Военный совет Добровольческой армии единогласно принял план, предложенный Алексеевым. Последнее слово на совете оказалось за дежурным офицером корниловского походного штаба, неожиданно появившегося в дверях:
— Пришло донесение, что Корниловский полк после небольшой огневой стычки овладел селом Филипповским...
В Закубанье Добровольческая армия столкнулась с бедами, от которых во время пребывания в Новочеркасске и на Дону её «спасал» атаман Каледин. Армейское интендантство только налаживалось. Походных кухонь и котлов было мало. Приходилось рассчитывать только на гостеприимство казачьих станиц.
К середине похода в казне, которая хранилась у генерала Алексеева, не осталось мелких денег. Приварочные деньги и оклады стали выдавать коллективно на 5-8 человек сперва тысячерублёвыми, а потом и пятитысячными купюрами. Такие крупные банковские билеты вызывали непоборимое недоверие местного населения, когда добровольцы пытались купить продукты, одежду и обувь.
Добровольческая армия ещё не вышла в район черкесских аулов, как её постиг сильный моральный удар. Екатеринодар, к которому они так стремились, оказался оставленным потенциальным союзником - «кубанскими правительственными войсками». Они, к слову сказать, оказались малы: добровольцы - юнкера и офицеры, Черкесский полк и небольшое число конных и пеших кубанских казаков.
Этими вооружёнными силами, однако, командовал достаточно решительный человек - военный лётчик и георгиевский кавалер, штабс-капитан В. Л. Покровский, бывший командир 17-го армейского авиационного отряда в Риге. Правительство Кубанской области за победу в бою у станции Эйнем произвело штабс-капитана, фронтовика, сразу в казачьи полковники. Вскоре Кубанская рада произвела его в генерал-майоры.
Деникин в «Очерках» отзывался о нём так:
«Покровский был молод, малого чина и военного стажа и никому не известен. Но проявлял кипучую энергию, был смел, жесток, властолюбив и не очень считался с «моральными предрассудками»...
Как бы то ни было, он сделал то, чего не сумели сделать более солидные и чиновные люди: собрал отряд, который один только представлял собой фактическую силу, способную бороться и бить большевиков».
Ещё в начале февраля Алексеевым был послан порученец, который сумел 25-го числа пробраться в город, окружённый почти со всех сторон войсками красных. Атамана Кубанского казачьего войска, полковника, в будущем генерал-лейтенанта А. П. Филимонова, имевшего три диплома: московского Александровского училища, Военно-юридической академии и Императорского Археологического института, просили только об одном: продержаться в столице Кубани до подхода Добровольческой армии. В противном случае 1-й «Ледяной» Кубанский поход терял смысл и цель.
Казалось бы, что стоило кубанским добровольцам удержать город считанные дни? Но вечером 28 февраля областное правительство, атаман и добровольцы Покровского, уже генерал-майора, оставили Екатеринодар, переправившись на левый берег реки Кубань.
На следующий день, 1 марта, в Екатеринодар без боя вступили красные войска.
Покровский, численность отряда которого всё время колебалась от двух до четырёх тысяч (за счёт ухода и прихода станичников), захватив Пашковскую переправу, попытался было удержаться на противоположном от города берегу. Но после двухдневных боев, отчаявшись в ожидании корниловцев, Покровский снял заслон у екатеринодарского железнодорожного моста и увёл своих добровольцев к черкесскому аулу Вочепший.