Алена и Аспирин
Шрифт:
— Вы не виноваты, — сказал Аспирин.
Морщинки между ее бровями сделались чуть мягче:
— Как ваша девочка? Я вижу, она со скрипкой ходит… Вы нашли с ней общий язык?
— В какой-то степени.
— И вы починили машину. Вот видите, ваша дыра в мироздании затянулась…
«Если бы», чуть не сказал Аспирин. И сжал зубы, насильно удерживая за ними болтливый язык. Язык рвался наружу, желая сказать — брякнуть, ляпнуть: «А смерть уже стояла у него за плечом…»
— Разве нет? — Ирина смотрела ему в глаза. — Не затянулась?
— Она стала шире, — глухо сказал
Алена спала на боку, подложив руку под голову, другой рукой прижимая к себе медведя. Аспирин остановился посреди комнаты.
Было пять часов утра. Его пошатывало.
— Эй…
Он решил для себя: не проснется сразу — он не будет больше пытаться, повернется и уйдет. Дождется утра, так уж и быть… хотя дожидаться тяжело.
Она проснулась. Не ворочалась, не потягивалась — просто открыла глаза. Профессиональный разведчик, а не девчонка.
— Слушай, — сказал Аспирин. — Я тут… А я когда умру? Ты можешь сказать?
— Не сегодня, — она потерла глаза. — Ты за этим меня разбудил?
— А по-твоему, это незначительный повод?!
— Может быть, — она перевернулась на спину. — Кому как.
Он проглотил комочек слюны.
— А… слушай… Сколько я проживу?
— Откуда я знаю?
— А откуда я знаю, что ты знаешь и чего не знаешь?!
Алена села на диване. Укрыла плечи одеялом:
— Она плачет?
— Нет. Она вообще… с ним рассталась навеки. А он возьми да и разбейся к такой-то матери. Она вообще боится, что ее… ну, получилось, что она его прокляла напоследок. «Так не доставайся же ты никому»…
— Детский сад, — скучным голосом сказала Алена. — Прокляла… Ты хоть ее успокоил?
— Ну… как мог. Тут, знаешь, успокоение… относительное.
— По крайней мере, ты не оставил ее одну, — Алена поковыряла пальцем в носу. — Особенно если так совпало. А почему они расстались?
— Ну… он вроде собирался на ней жениться, а у него была семья, а он скрывал… А когда все выяснилось, они все равно некоторое время жили вместе, потому что она не могла от него отвыкнуть, хоть он и подлец… А потом она решила покончить со всем этим враньем, а он был уверен, что она все равно приползет на пузе — куда денется… Примерно так. А может, не так. Я же не идиот — расспрашивать женщину о всяких подробностях… особенно в такую ночь. А про себя ты знаешь? Когда ты умрешь?
Алена поглядела на него укоризненно и снова легла. Натянула одеяло до носа.
— Ты говорила, — Аспирин так и стоял посреди комнаты, не решаясь приблизиться к дивану с лежащим на нем Мишуткой, — что не умрешь никогда… Это как, фигура речи?
— Нет, не фигура. Я буду жить, жить… Ты будешь стареть. У тебя, может быть, будут дети, потом внуки. А потом ты умрешь. А я буду жить и не стареть. Никогда не стану взрослой. У меня не будет детей. И ничего не будет, кроме одной-единственной цели: найти брата и вывести его. Я буду болтаться по миру, может, тысячу лет…
— Вот как, — сказал Аспирин внезапно севшим голосом. — Так это же мечта человечества… вечная жизнь без старости… или даже вечное детство, как у Питера Пэна.
— Мечта? — горько спросила Алена.
И укрылась одеялом с головой.
Телефонный звонок. Голос суховатый, деловой:
— Алексей Игоревич? Это Светлана Николаевна, педагог Алены. Мне надо серьезно с вами поговорить.
— Простите. Я очень занят.
— Я здесь, в вашем районе, неподалеку от вашего дома… У вас что, не найдется пятнадцати минут, когда дело идет о судьбе вашей дочери?!
— А что с моей дочерью?
— Вы не могли бы подойти прямо сейчас в кофейню на углу возле метро? Я уже не настаиваю, чтобы вы приходили в школу… Но дело такое важное, что…
Аспирин закатил глаза. Может, послать ее по-матерному? Она оскорбится и больше никогда не позвонит.
Но как отреагирует Алена?
— Ладно, — сказал он сквозь зубы. — Но у меня только пятнадцать минут. Не больше.
Кофейня на углу была новая, ее месяц как открыли. Даму-учительницу Аспирин вычислил сразу — она сидела за дальним столиком перед чашкой чая. И еще одна чашка, пустая, стояла на краю стола рядом с блюдечком из-под пирожного.
Дама могла себе позволить пирожные. Она была сухая и тонкая, как гвоздь, нервная, как шило.
— Алексей Игоревич? Здравствуйте…
Он сел рядом. Прибежала девочка в передничке, выжидательно ткнула карандашом в блокнотик, как будто Аспирин собирался заказать банкет на двенадцать персон.
— Кофе, — сказал Аспирин.
— По-восточному? Эспрессо? Капуччино?
— Эспрессо.
— Пирожные? Закуски?
— Нет. Только кофе.
Девочка упорхнула; пока Аспирин заказывал, нервная дама присматривалась к нему. Кажется, даже принюхивалась: во всяком случае, ноздри трепетали.
— Алексей Игоревич, — она не стала ждать, пока ему принесут кофе, не стала рассуждать о погоде. — У Алены большие проблемы.
Он заинтересовался.
— Какие?
— Она сама, видите ли, знает, что ей нужно. Она сама себе выбирает этюды. Мы с ней разбираем одно — она приносит на урок другое… Но самое главное даже не это. У нас академконцерт, конечно, первоклассники обычно не играют… Что они там могут сыграть… Но Алена — особая песня. Я хотела ее обязательно показать. Вы понимаете? Это же уникальный случай — такие результаты после неполных двух месяцев занятий. Так вот, она отказалась! Она, видите ли, не хочеть тратить время на подготовку репертуара. Она мне сказала: я учусь, чтобы сыграть одну-единственную пьесу. Мне надо освоить вторую и третью позиции, и вибрацию… Вибрацию! После шести недель учебы!
— Значит, она ставит себе высокие цели, — осторожно сказал Аспирин. — Из-за чего сыр-бор?
Дама некоторое время сжигала его взглядом.
— У нее звездная болезнь, — сказала она наконец. — Она стала пропускать хор и сольфеджио… Если так дальше пойдет — весь ее талант пойдет псу под хвост! Из нее ничего не будет. Ни-че-го!
Аспирин покосился на часы. Дама заметила его взгляд, и ее ноздри раздулись шире.
— Я поговорю с Аленой, — примирительно сказал Аспирин. — А вы тоже не очень-то на нее давите. У нее трудное детство!