Алена и Аспирин

Дяченко Марина и Сергей

— Ира, пожалуйста, открой.

Тишина. Длинным эхом отдается звонок в притихшей квартире.

— Ира, мне очень надо с тобой поговорить! Я знаю, что ты дома…

Тишина. Аспирин провел ладонями по бронированной двери. Запертой двери. Он в тюрьме — или он тюремщик?

— Ира, открой!

Мелькнула тень за соседским глазком. Как глупо он, наверное, выглядит, стоя перед запертой дверью. «Стрекоза и муравей», честное слово. И мужчина в роли стрекозы.

Он повернулся. Побрел к себе. Аккуратно отпер дверь и двинулся прямо на

кухню. Помедлил. Потом заткнул раковину пробкой, заклеил скотчем боковой слив и пустил воду — горячую и холодную. На полную мощность.

Сел за стол, оперся на локти и уставился в сереющее утреннее окно. На часах было почти девять.

Радостно брызгая, вода наполняла раковину. Аспирин вспомнил, как впервые ходил со всем классом в бассейн и как играли блики на стенах, выложенных белой керамической плиткой.

Вода поднялась вровень с бортами — и хлынула. Полилась со стола на пол, растеклась лужей, нырнула под мойку. Кран бил и бил в полную мощность, толстая струя врезалась в пляшущую теплую поверхность, Аспирин сидел за столом и смотрел в окно. Бежали минуты.

В дверях кухни молча остановилась Алена. Прижала к груди Мишутку. Все так же молча отступила, когда лужа на полу достигла ее босых ног.

Грянул дверной звонок. С дикой силой, как возмездие. Только тогда Аспирин неторопливо поднялся, подошел к мойке — по воде, как святой Петр. Закрутил краны. Звонок трезвонил и дребезжал. Аспирин пошел открывать.

Она стояла на пороге — яростная фурия в длинном махровом халате:

— Идиот?! Что ты делаешь, сволочь! Уже на третий этаж пролилось, ты рехнулся, подонок!

Он молча смотрел. Под его взглядом она затихла, судорожно глотнула, схватила ртом воздух.

— Ты что…

— У меня страховка, — сказал Аспирин. — Я тебе оплачу. И этим, с третьего, тоже.

Она отступила. Окинула его взглядом с головы до ног — его и Алену, молча замершую за его спиной с медведем наперевес.

— Ира, — сказал Аспирин. — Не бросай меня, пожалуйста.

Она отступила еще на шаг. Обхватила плечи руками, будто от холода. И ушла, всплеснув полами халата — только тапочки прошлепали по ступенькам.

Дверь поскрипывала, раскачиваясь туда-сюда — от сквозняка. Аспирин стоял, слушая скрежет ключа в замочной скважине этажом ниже. Не то Ирина запирала дверь на семь оборотов, не то у нее вдруг испортился замок.

У него замерзли мокрые ноги. Прямо-таки окоченели. Он захлопнул дверь и вернулся в кухню.

Алена орудовала тряпкой. Выкручивала в ведро мутные потоки, промокала лужу — и снова выкручивала. Пробка лежала на краю раковины, рядом неопрятной серой ленточкой валялся отлепленный скотч.

Аспирин сел к столу, оперся локтями о столешницу и опустил голову на сплетенные пальцы.

— Это круто, — сказала Алена, не поднимая головы. — Но этого недостаточно, Леша. Этого недостаточно.

Апрель

— Здравствуйте, мои дорогие, у меня для вас длинное печальное известие. На самом комфортном, самом мягком и ласковом «Лапа-радио» — кадровые перемены, и вы больше никогда не услышите в эфире душевного Аспирина… Время идет, на смену старым лекарствам для души приходят новые лекарства — душевный Эффералган, душевный Колдрекс, душевный Иммодиум… Что вам Аспирин, послушаете других — и забудете! Нет? Вы не согласны? Вы, сидя в офисе, или за рулем, или дома — возмущены? И правильно! Первое апреля — никому не верю, и вы не верьте никому, в особенности сегодня… Это была шутка, для тех, кто в танке, повторяю — веселая первоапрельская шутка… Аспирин остается с вами, и в подтверждение этого поют «Тату»!

Он перевел дыхание и стянул наушники. Вчера Алена ушла из дома и не возвращалась полтора часа. Он опоздал в клуб, дожидаясь ее.

— Где ты была?!

Алена тяжело дышала. В опущенной руке у ее покачивался продуктовый кулек, за полиэтиленовой стенкой виднелась ребристая поверхность батона.

Другой рукой она прижимала к себе Мишутку. Как будто его собирались отнять.

— Не подходи, Леша.

Она разжала пальцы, батон в кульке упал на пол. Очень осторожно Алена отстранила от себя Мишутку. В ярком свете прихожей Аспирин увидел, как блеснула искра в шоколадной шерсти. Будто осколок стекла застрял у Мишутки около виска.

— Что это…

— Не трогай! Отойди!

В ее голосе был ужас. Аспирин попятился.

Двумя пальцами Алена ухватилась за осколок и с усилием выдернула его из медвежьей головы. Аспирин увидел иголку — длинную и полую изнутри. В полости темнела жидкость — капля, не больше.

— Что это?!

— Он меня прикрыл, — отстраненным голосом сказала Алена. — Мишутка. Он всегда меня прикрывает.

— Это… снотворное?

— Дай блюдце, — сказала Алена. — Скорее.

Игла звякнула, укладываясь на блюдце.

— Это вещественное доказательство, — Аспирин потянулся к телефону. — Как бы там ни было…

— Она ледяная, — все так же отстраненно сообщила Алена. — Она еще в Мишутке начала таять.

— Что?

Иголка на глазах оплывала в крохотной лужице воды. Темное вещество растекалось, теряя цвет.

— Нифига это не доказательство, — пробормотала Алена. — Если бы я могла понять, кто стрелял и откуда, я бы его… песней выцепила. Вывела бы… но я даже не поняла сначала. Вообще ничего. Если бы не Мишутка…

— Ты бы упала и заснула?

— Сядь, — Алена прижала к себе медведя. — Как ты думаешь… ему от этого ничего не будет?

— Кому?

— Мишутке.

— Ничего, он же плюшевый. К тому же, они наверняка рассчитали дозу…

— Рассчитали, — Алена жестко улыбнулась. — У меня мало времени, Лешка. Еще меньше, чем я думала.

Аспирин посмотрел на блюдце. Иголка растаяла без следа. Мутноватая вода на белом донце лежала почти правильным эллипсом.

— Мы что же… никому ничего не докажем? Отдать эту штуку на анализ…