Алена и Аспирин
Шрифт:
Он купил их не сразу — но купил. Смог. От простого — к сложному; атмосфера вечера, повыламывавшись для порядка, подчинилась умелым рукам и чуткому уху. Толпы мигрировали — от стойки к танцполу, с танцпола за столики и оттуда снова на танцпол, ноги сидящих подергивались в такт, бармен работал, как маслобойка. Аспирин совсем успокоился и расслабился, когда в ди-джейскую будку ввалился потный толстяк в съехавшем на бок галстуке.
— А ну, поставь «Владимирский централ»!
Аспирин в этот момент сводил два непростых трека. Микс получался
— «Владимирский централ»! — со значением повторил толстяк. — Слышишь?
— Простите, но здесь не принимают заказов, — вежливо сказал Аспирин.
— Ах ты сука!
Рука с растопыренными пальцами метнулась к воротнику Аспирина. В ту же секунду за спиной заказчика появился один из парней Вискаса, мгновение — и будка была пуста, только висел в воздухе запах перегара.
— Прости, — сказал Вискас, появляясь ниоткуда, как призрак. — Не успели его взять на подходе.
— Ничего, — Аспирин машинально поправил воротник.
— Так и повеяло старыми временами, — ностальгически вздохнул Вискас. — Пальцы веером, цепи, малиновые пиджаки… Тогда мы с ребятами… эх. Ты тогда был мал, не помнишь.
Аспирин невольно улыбнулся:
— Витя, как ты думаешь, сколько мне лет?
Вискас покачал головой:
— Молодо-зелено, сопляк ты еще… Радуешься, что Фому поперли?
— С чего бы? — удивился Аспирин. — Мы с ним были… ну, в общем, по-человечески. Я его подменял, он меня, ты же знаешь.
— Знаю, — Вискас рассеянно покивал. — Как дочка?
— Нормально.
Аспирин напрягся, ожидая продолжения разговора, но Вискас понимающе кивнул, хлопнул Аспирина по плечу и удалился в сторону барной стойки.
Остаток вечера прошел, что называется, чики-пики. Выстраивая трек за треком, сводя их и накладывая друг на друга, играя эффектами, будто жонглер тарелками, Аспирин вспомнил слова Алены о том, что настоящий композитор «консервирует» избранные моменты своей жизни и посылает их в пространство. Творческая личность как консервный завод, с ухмылкой подумал Аспирин, глядя на охваченный эйфорией танцпол. А я, значит, стою с консервным ножом и скармливаю вам весь этот «Вискас». Интересно, если бы я смог сейчас отправиться куда-то вместе с аппаратурой — вы сошли бы с площадки и потянулись за мной? Вереницей? Подергиваясь в такт?
Он тут же перестал об этом думать, потому что пара девчонок, близнецы, синхронно влезли на невысокую сцену и одинаковым движением сорвали топики с загорелых бюстов. Толпа взревела, раздались аплодисменты, девчонки танцевали, счастливые, Аспирин мельком взглянул на часы: не время ставить «медляк». Пусть еще поколбасятся.
Ему вдруг стало скверно. Молчание Ирины, разговор с Аленой, понимающий взгляд Вискаса — все эти мелкие придирки и замечания сложились, слепились в ядовитый блин, встали Аспирину поперек горла, и он только сейчас понял, что устал от жизни. Невыносимо устал. Смертельно.
Двигаясь, как муха в сиропе, он поставил «медляк». Дожить бы до утра. И не надо никакой «гусарской рулетки», хватит одной только усталости, упасть на пульт и замереть. И пусть кто-то другой решает все его проблемы…
— Аспирин?
Он повернул голову.
Девушке было лет двадцать, ярко-зеленые глаза, веснушки, костюмчик, стилизованный под матроску. Хулиганская улыбка. Аспирин мог поклясться, что никогда ее прежде не видел: таких не забывают.
— А ты кто? — спросил он, беззастенчиво ее разглядывая.
Она выпятила грудь, нарочно подставляясь под его взгляд:
— А я Касторка!
— Не наговаривай на себя, — сказал он, ловя себя на первом проблеске интереса.
Она рассмеялась.
— Слушай, — сказал Аспирин. — К тебе в сумку мой диск влезет? А то Костя, понимаешь, подарил…
— Ух ты! — девчонка с видом знатока повертела диск в руках. — Давай, влезет, только я и себе такой хочу. Где Костя?
— Вон сидит… Потом к нему подойдешь, а то медляк пропустим!
И обнял ее прямо на пороге ди-джейской будки.
Ночь прошла легко и весело. Аспирин проснулся в чужой постели, чмокнул Надюху в веснушчатое плечо и, кутаясь в простыню, отправился в ванную. Надюхины родители катались на лыжах где-то в Швейцарии, в доме было просторно и чисто, и, нежась под горячими струями душа, Аспирин улыбался, будто у него гора с плеч свалилась.
— Что у тебя есть пожрать?
— Не знаю, посмотри в холодильнике…
Эту сессию она завалила и хотела перевестись на вечернее, но, по ее собственному выражению, «жопкин конкурс не прошел». Папаша встал на дыбы и построил не только преподов, но и саму Надюху:
— Слушай, ремнем грозился. По три раза бегала пересдавать! Они уже от меня шугались!
— Он тебя держит в ежовых рукавицах? — спросил Аспирин.
— Он мне место держит в своей конторе. У них знаешь, сколько юрист получает?
Вместе сварганили легкий завтрак, Надя сварила кофе.
— Я в «Куклабак» каждый день ходить буду.
— Ну, ходи…
— А я еще «Лапа-радио» слушаю.
— Ну и дура. Нечего портить вкус.
Надя обиделась:
— Снобишься, да? Вас всех эта попса кормит, а вы от нее нос воротите!
— Кому попса, кому мать родна, — Аспирин ухмыльнулся. — Где мой диск, который Костя подарил?
— А ты что, уже уходишь? — поразилась Надюха.
— У меня эфир в двенадцать.
Надюха встала, чтобы отнести посуду в раковину. Аспирин не удержался и легонько шлепнул ее по заду.
— Эй! — Надя отпрыгнула.
— Комарик сидел, — сказал Аспирин.
— Комарик?!
Она вытерла руки полотенцем. Подобралась к Аспирину, присела рядом на табуретку:
— Слушай, а ты научишь меня треки сводить? Я тоже хочу быть ди-джеем!