Альфа Центавра
Шрифт:
— У меня руки в чесноке и масле, на котором жарился этот Табак курицы, добей его сама. Ника встала на шпагат, как это любил делать Жан-Клод Ван Дамм в молодости, чтобы провести свой коронный удар:
— По яйцам, — но к своему изумлению не увидела их. Ибо. Ибо, ибо.
— Кстати, Жан-Клод Ван Дамм бил не по яйцам — запрещено — а по коленкам, но не в этом дело сейчас. Ибо этот Вара повернулся уже к избушке задом, а не передом, и так пукнул, что первая газовая атака немцев в Первой Мировой Войне показалась бы очевидцам невинной проповедью. Это был его первый Тактический прием в этой Гражданской войне между Белыми и Зелеными, или, чтобы всем было понятно:
— Между инопланетянами с Альфы Центавра и местными Аборигенами.
— Такому можно доверить командование армией, — сказали бы и люди, и инопланетяне. Но, увы, их здесь уже не было. Ибо его поведение было не только недостойным, но и ужасным. Ника… Нику просто сдуло, как будто это был первый порыв ветра, но не простой, а вдохновенный порыв Урагана. Щепка, как Первый Рыцарь этого города хотела выдержать, как она сказала:
— Во что бы то ни стало, — но и это Увы не вышло. Звучал и пах позавчерашней сиренью не просто залп — хотя бы это был даже залп Авторы, а:
— Песня, — более того, со словами:
— Протрубили трубачи тревогу, всем по форме к бою снаряжен, собирался в дальнюю доро-о-огу наш пропахший Зоной и последующими семьюстами километрами тайги небольшой отряд с Зайцем в придачу. Этому приему его научил Беня Крик по спискам Интерпола значащийся, как просто:
— Мишка Япончик. — Он бывало заходил в столовую, пока блатные через своих шнырей и начальники отрядов через самого зав столовой не украли всё мясо из котлов, и беззастенчиво проводил этот прием древних жрецов Майя, чтобы у уже поднимающихся на Зиккурат пленников не было большого желания и дальше цепляться за свою жизнь. Похоже на современный наркоз, только наоборот. Здесь больной идет на опасную операцию с:
— Улыбкой на устал, — как имеющий уже три — загнивающую, нарывающую и засевшую в глыбаке — раны. Здесь:
— От ужаса. — Хотя и там улыбку на уста кладут только после смерти. До — не удается. Очень больно. Здесь тоже было больно. Щепка заорала:
— У меня голова болит! Кали:
— У меня башка раскалывается. Ника ничего не сказала, и не только потому что потеряла сознание, но из-за того, что улетела в как раз открытый большой холодильник, который тут же сам и захлопнулся. Вара и сам немного закружился, взял нож-топор, упавший из ослабевшей руки Ники, и хотел отрубить мяса:
— От кого-нибудь. — Потом вспомнил, что сам когда-то был зайцем, и более того:
— Человека есть не стал бы ни за что. — Ибо:
— Он не людоед, — а:
— Пятница. — Робин, или просто по-простому Робинзон Крузо, послал его купить:
— Хорошего мяса. Но где его взять? Хотя запасы должны, должны быть. Ведь война еще только началась, даже:
— Еще не началась, — и следовательно:
— У нас — всё есть!
Далее, где Вара берет мясо? В морозильнике, где закрыта Ника? Она просит его открыть, и он открывает, в результате чего сам оказывается заперт в нем. Далее?
Глава 23
— Три и три, — сказал Василий.
— Где три и три, я не понял? — ответил Эст.
— Щас, кажется одна тыща упала. Че-то никак не найду.
— Не не найду, а посчитай хорошенько, у тебя больше нет денег.
— Да?
— Да.
— Я не знал. Ты че, в долг тогда, что ли?
— Прости, но я в долг не играю, — сказал Эсти. У каждого из ребят было по десять фишек — фигурально фишек, а реально шишек. Было принято такое решение, как сказал Эст, за неимением и фишек, и вообще любого бабла. Василий Иванович даже удивился:
— У вас нет даже Царской Чеканки? — Ибо:
— Как же вы живете?
— Хорошо, тогда я вскроюсь, — сказал Василий.
— Поздно, ты уже дал дальше.
— Я? Я передумал.
— Пэрэ? — переспросил Эст. — Нельзя, сколько-нибудь все равно теперь уже надо давать дальше.
— Зачем? Чтобы ты дал еще дальше — сколько у тебя там сосновых шишек? Четыре? А у меня останется только три.
— Да, придется сдаваться, — сказал Эст.
— Прошу прощенья, значит на кону было семь фишек, а спрашивается:
— Как это могло случиться? Нас только двое, и число обязательно должно быть четным.
— Почему?
— Потому что нас двое. Ты, как тебя там, у костра?! — крикнул Вася Варе, — с нами пока что не играл?
— Откуда, — глухо ответил Вара, занятый шашлыками, и поэтому боялся их пережарить без тренировки. — И да, — добавил он, — пока вы еще играете, можно я потренируюсь?
— Да тренируйся! — безвольно махнул рукой Эст, — только не мешай мне выигрывать.
— Я не понимаю, — продолжил свою мысль Василий, но вдруг понял, что забыл ее.
— И я не понимаю, — попытался толкнуть его еще дальше по скользкому пути незнания Эст.
— А! да! почему у тебя больше фишек, чем у нас.
— Да, я обычно не называю себя на Вы, чтобы не быть заподозренным в коррупции, но так как есть некоторые недоразумения, вынужден применить авторитет. Они начали считать фишки, и два раза действительно вышло, что их двадцать, но один — двадцать один.
— Фантастика, — выдохнул Василий.
— Скорее всего, — сказал Эст, — уже ничего нельзя поделать, значит их и было столько.
— Сколько? Двадцать одна?
— Да.
— Ну, допустим, тогда почему лишняя оказалась у тебя. Как говорится: поиграл лишней фишкой — дай теперь мне поиграть.
— Она и была у тебя.
— Значит, ты ее выиграл?
— Да.
— Когда?
— Ты знаешь все ходы? Они у тебя записаны?
— Я без записи понимаю, по логике: иначе быть не может, потому что не может быть никогда.
— Вы лучше э-э подеритесь, — сказал Вара, чавкая последними кусочками сочного мяса, и периодическая выковыривая его острым шампуром из здоровенных рандолевых зубов.