Альфа Эридана(сб. из периодики)
Шрифт:
И, пересилив себя, с ласковой улыбкой, открытым взглядом и глухой болью в сердце она промолвила:
– Я понимаю… и горжусь тобой, Андрей. Знаю, что это важно и необходимо., буду ждать тебя…
Андрей долго смотрел ей в глаза, но Татьяна громадным усилием воли выдержала и это испытание.
Накануне отлета они провели несколько утренних часов в Парке Астронавтов. Обнявшись, они стояли на той самой площадке у вершины горы, на которой стоял Андрей двести лет тому назад, незадолго до путешествия к звезде Гамма Кассиопеи… Как и тогда, величественно молчали горы: для них эти два века, уложившиеся для Андрея и его друзей в три года “собственного времени” звездолета, были подобны легкому дуновению ветерка с просторов Океана Времени. И Космоцентр все так же
Внезапно у него возникло беспричинное чувство утраты: сердце стукнуло, прошептало: “Останься… На этот раз ты не вернешься на Землю”. Но разум успокоил его: “Не верь!” Андрей крепче обнял Татьяну. В его голосе звучала скрытая грусть, когда он выразил сожаление, что у них нет детей.
Татьяна приоткрыла рот, но вовремя сдержалась: она чуть не призналась, что его желание осуществится- у них будет сын (так сказал ей контрольный биоробот во Дворце Молодых Матерей)…
Их фигуры резко выделялись на фоне сверкающего в лучах утреннего солнца неба. Казалось, это была живая скульптурная группа, олицетворяющая жизнь, дружбу, любовь…
Наступила минута расставания. Родные и близкие членов экипажа “России” стали покидать овальную “летающую платформу”, которая должна была вознести астронавтов на полотно эстакады, к люку корабля.
Не раздалось ни одного стона, никто из отлетающих не проронил слезы. Жены, матери, отцы, братья и сестры космонавтов медленно отступали за барьер; взмахи разноцветных платков, улыбки или гордое спокойствие на лицах, пальцы, сжатые над головой в дружеском рукопожатии… Оркестры приглушенно играли симфонию “Радость Познания” - гимн Покорителей космоса. Величайшей бестактностью людей Нового Мира было бы нарушить душевное спокойствие уходящих в космос жестами горестного прощания, гримасой плача, звуками рыданий. Кроме того, наиболее близкие астронавтам люди - жены, матери, отцы - могли, по недавно введенному в действие закону Тружеников Земли, погрузиться в чудесное анабиозное небытие, чтобы встретить своих сынов и братьев в далеком будущем. Взоры провожающих время от времени останавливались на сфероиде Мавзолея Ожидания, как называли в Космоцентре анабиозную усыпальницу, выстроенную в центре города. Жены астронавтов, если они еще не имели детей, “усыплялись” в Мавзолее Ожидания, где сотни лет пролетали для них, как мгновение, пока мужья не возвращались и не “пробуждали” их.
Татьяна наконец высвободила свои пальцы из рук Андрея. Она была бледна, но улыбалась.
– …Я буду ждать твоего возвращения в Мавзолее. И первым, что я хочу увидеть через несколько веков, будет твое лицо… Ведь иначе не может быть? Ведь так? Неужели возможно иное?
– Все может быть… Но об этом не думай…
Они молча, с немым вопросом в глазах смотрели друг на друга.
– Ты прав, - чуть слышно сказала Татьяна, - ты прав… Иди!
Андрей сделал шаг к ней, протянул руки. Татьяна отступила, на ее бледном улыбающемся лице отразилась внутренняя борьба.
– Иди… - прошептала она, задыхаясь.
– До свидания в грядущих веках!
Она еще раз судорожно сжала его руки.
Андрей хотел что-то сказать, но лишь решительно взмахнул рукой. У него не хватало слов.
Председатель Высшего Совета по освоению космоса - молодой человек с сократовским лбом - обнял и трижды поцеловал Андрея. Он не пошевельнулся, не проронил ни слова, пока “летающая платформа” плавно и очень медленно поднимала их на двухсотметровую высоту. Внизу плескался океан восторженных криков и приветствий. Неистовствовали оркестры. На вершинах окрестных гор громоподобно ухнули звуковые “пушки”. Тридцать восемь
Андрей неотступно смотрел на Татьяну, оставшуюся внизу. Ее фигура в голубом платье уменьшалась с каждой секундой.
Татьяна теперь уже не сдерживалась. Крупные слезы текли по ее лицу, в то время как глаза жадно следили за фигурами космонавтов, исчезающих в черном зеве люка корабля. Прежде чем войти в звездолет, Андрей помахал ей рукой. Возможно, это был и не он: Татьяна не могла рассмотреть лица космонавтов, а костюмы на всех были одинаковые. Приглушенный звон закрывшегося люка больно отозвался в ее сердце.
Трижды прогудел сигнальный робот, установленный на шпиле Стартовой Башни. Без единого звука, даже без шороха огромный, длиной около двух километров, звездолет медленно заскользил то эстакаде. Ни один квант света не оторвался от параболоидного зеркала “России”. Таня не удивилась этому: она знала о великом достижении техники пятого тысячелетия - умении “высверливать” в гравитационном поле Земли туннели свободного пространства; по такому туннелю, на создание которого расходовались биллионы киловатт энергии, вырабатываемой северо-восточной группой термоядерных электростанций, “Россия”, словно шар с водородом, поднимется на высоту десяти земных радиусов, потом на ионных двигателях за шесть суток дойдет до орбиты Плутона и, наконец, уж там включит генераторы микроэнергии, реактивная тяга которых в несколько недель разгонит звездолет до скорости в двенадцать девяток после нуля, то есть до чудовищной скорости, всего лишь на три миллиметра в секунду меньше скорости света.
Она тщетно всматривалась в вершину пика - туда, где в сиянии неба почти растворялась выходная арка эстакады. Она не могла понять, прошел ли звездолет арку или еще движется где-то между серединой горы и ее вершиной. Бесшумный старт корабля- сбивал ее с толку. Наконец ей на 1миг показалось, что по небу прочертилась темная линия, точно след гигантского карандаша. Вероятно, то был звездолет.
Чешенко вошел в Централь Управления, протирая засланные глаза.
– Сколько времени мы уже в полете?
– обратился он к Варену, второму пилоту “России”.
Бронзовый атлет, вечно (Мурлыкавший себе под нос песенку, взглянул на экран Счетчика относительного времени, пощелкал ручным интегратором:
– Два месяца в собственном времени звездолета, или сто двенадцать лет то часам Земли. Корабль прошел тридцать четыре шарсека пути… До Голубой Цефеиды осталось всего пять световых лет, которые мы покроем за полтора дня,
Андрей взглянул на голубую звезду; она ярко горела в правом квадранте экрана астротелевизора… Он знал, что вокруг этой долгопериодической Цефеиды обращаются двенадцать больших и сотни малых планет. И среди них - чудо, о котором рассказали в Совете звездолетчики Южноамериканского Космоцентра; они отправились в экспедицию к Голубой Цефеиде в конце четвертого тысячелетия, а возвратились в Коомоцентр спустя двести лет после старта. По заданию Академии Всеобщего Мезополя они изучали там пространство: дело в том, что приемники излучений, установленные Академией на Плутоне, отметили присутствие около Цефеиды больших скоплений праматерии. Той самой таинственной субстанции, из которой рождаются все частицы и поля, кванты тяготения и света, атомы пространства-времени, Праматерия!… При этом слове бледнели от волнения все физики. Над разгадкой природы праматерии напряженно трудились великие умы всех эпох - Ганета, Самойлов, Конст…
– К сожалению, южноамериканские звездолетчики не смогли выяснить причину образования этих скоплений, - вслух оказал он.
– Но что же все-таки они видели там?
– поинтересовался Варен. Он не был на памятном заседании Совета, когда докладывали южноамериканцы.
– Почти что ничего… Какие-то туманные, причудливые сооружения вокруг шестой от звезды планеты. Эти сооружения на мгновение вырисовывались перед ними из плотного фиолетового облака. Когда они хотели приблизиться к сооружениям, у них с катастрофической быстротой стали исчезать запасы микроэнергии. Потом их отбросило к двенадцатой планете. Они предприняли еще одну попытку достичь загадочных сооружений, едва не лишились всех запасов топлива и… возвратились к Солнцу.