Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
Реакция Меркурио полностью соответствовала моим ожиданиям и приятно пощекотала что-то внутри — он широко раскрыл глаза, словно я только что ему сообщила, что могу лично обо всем договориться с самим Великим Зверем, а потом, кое-как взяв себя в руки, уточнил:
— Это как-то связано с нападением на кардинала Боро этой весной? И всей шумихой, что была после?
— Ты и об этом прочел в газетах? — уточнила я, несколько досадуя из-за того, что наша с Йоном жизнь в какой-то момент была выставлена на всеобщее обозрение и обсуждение.
— Я вообще много о вас узнал за эти дни, — выразительно
— Вы… что? — растерянно переспросила я.
— Нашли его мать, — подтвердил Меркурио. — Ты не знала, что она все эти годы жила в психиатрической клинике?
— Я… слышала об этом, — отозвалась я, смутно припоминая, что Гаррис упоминал об этом до того, как попытался выгрызть мою ароматическую железу. — Но я думала, что… Она ведь попала туда так давно. Она все еще жива?
— Да, вполне, — кивнул он. — Последние тринадцать лет она живет в клинике «Эсперанса», это километров пятьдесят за городом. Разве Йон тебе не рассказывал?
— Я не уверена, что он сам знал, — призналась я, зачем-то накрыв ладонью свою метку на предплечье. Пусть даже я понимала, что мой альфа не способен дословно слышать все, что здесь происходило, мне вдруг захотелось уберечь его от этого и сохранить этот секрет еще хотя бы некоторое время — пока мы не сможем встретиться и обсудить это лично. Интересно, существовал ли способ осознанно перекрыть канал нашей связи? Отгородиться друг от друга так, чтобы другой при всем желании не смог попасть внутрь?
— Хана, ты что-то говорила о кардинале, — напомнил Меркурио, возвращая меня к реальности.
— Да, я… Прости, ты меня сбил с мысли своими новостями. — Я встряхнулась, снова беря себя в руки. — Меркурио, если бы я смогла организовать вам встречу с высокопоставленным представителем Церкви, Гвин бы согласилась принять в ней участие?
Он ответил не сразу, видимо, обдумывая такой вариант, но потом все же с сомнением покачал головой:
— Не думаю. Она… слишком сильно их ненавидит, и это мешает ей посмотреть на ситуацию с другого ракурса. Да что там, даже я пока больше в шоке, чем в восторге от такой перспективы.
— Мы оба знаем, что так не может продолжаться, — негромко, но выразительно проговорила я, глядя ему прямо в глаза. — Общество слишком долго пряталось от мира и… это неправильно. То, что Франко и остальные дети, растут под землей, вдали от солнечного света и всех… возможностей, которые предоставляет мир, это неправильно. Вы с церковниками ненавидите друг друга, потому что так принято и так повелось, но на самом деле… на самом деле это неважно. Ваше мнение друг о друге и остальное. Важна правда, и мы можем выяснить эту правду вместе.
— Каким образом? — непонимающе нахмурился он.
— Ну… скажем так, у меня есть одна идея на этот счет, — осторожно проговорила я. — Пока это только… замысел, но, если все сложится, мы сможем предоставить миру неопровержимые доказательства того, что Общество говорит правду. Но именно для того, чтобы добыть эти доказательства, мне
Я видела, что ему любопытно, но, кажется, жизнь под землей научила Меркурио быть терпеливым и не задавать лишних вопросов, пока не пришло их время.
— А что, если, добыв эти доказательства, Церковь откажется их… обнародовать? — уточнил он.
— Мы не оставим ей выбора, — возразила я. — Я не могу обещать вам ничего, кроме возможности наконец высказаться на весь мир, а дальше позволить ему самому решать, что он хочет об этом думать. Не об этом ли говорила Гвин? О том, чтобы дать людям и бестиям выбор? Но чтобы у нас появилась такая возможность, мы должны работать не против Церкви, а сообща с ней. Только так у нас правда есть шанс изменить мир к лучшему.
Я услышала, как тихо усмехнулся Кадо за моей спиной, но в этом смешке не было иронии или снисходительности — скорее легкое удивление. Я и сама не ожидала от себя таких речей. Зверь его подери, Джен была права — еще совсем недавно я бы и подумать о чем-то таком не рискнула. Где я и где все эти судьбы мира. Да и мне ли по чину было решать или даже обсуждать вопросы столь масштабные и сложные? Но вот она я — пытаюсь убедить представителя «секты еретиков» встретиться на мирных переговорах с «узурпаторами и обманщиками» ради какого-то абстрактного светлого будущего, до которого, скорее всего, ни мы, ни они уже физически не доживем. Кажется, только сейчас я начала в полной мере понимать то, что, должно быть, чувствовал Медвежонок, всего за несколько дней превратившийся из мальчишки-жиголо в будущего кардинала Восточного города. И чувство это очень сильно давало в голову, поэтому я ощущала настырную необходимость снова и снова напоминать себе о том, что я всего лишь крохотный винтик в большой машине, и не в моих силах ни контролировать, ни даже толком направлять ее — просто делать то, что могу, и то, что считаю правильным.
— Хорошо, я… попробую переговорить с ребятами и найти сочувствующих вашей идее, — наконец проговорил Меркурио, как будто сам себе удивляясь. — Но чтобы что-то обсуждать предметно, мне нужно будет больше фактов и подробностей.
— Этого достаточно, — кивнула я, ощутив небывалый прилив воодушевления. — Если мы будем знать, что вы готовы пойти на контакт и поделиться своими… данными и соображениями о том, как наш мир выглядел на самом деле до того, как Церковь переписала историю, этого будет уже достаточно. Главное, что я хочу сказать, это то, что нам не нужно силовое противостояние, и оно никуда нас не приведет.
— Я то же самое талдычу, Гвин, — согласился альфа, впервые за время нашего разговора откинувшись на спинку своего стула и глядя на меня как будто с прежним дружелюбием, которое испарилось после стычки в нашем пентхаусе несколько дней назад.
— Но и просто так ждать и надеяться, что проблема решится сама собой — тоже не выход, — весомо добавила я. — Нужно действовать, но действовать не силой, а умом. Ваше главное оружие — это правда, но сейчас в этом оружии нет патронов, и только с помощью Церкви мы сможем их добыть.