Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
— Ладно, ладно, я понял, — отмахнулся он. — Но мне не нравится, что придется действовать у Гвин за спиной.
— Думаешь, до нее мне никак не достучаться? — помолчав, тихо спросила я, после своего внезапного успеха в переговорах с альфой ощутив в себе вдохновение и готовность доказывать свою точку зрения хоть всему миру.
— Нет, точно нет, — помотал головой он. — В прошлый раз, когда мы рискнули пойти на сделку с Церковью по куда менее… глобальному и сложному вопросу, все кончилось очень плохо. Поэтому даже начинать этот разговор с ней не стоит.
— Вот как… — Мне неожиданно стало немного не по себе. Будучи убежденной
— Но ты права, так больше продолжаться не может, — продолжил Меркурио. — Многие в Обществе хотят перемен, особенно ребята из моего поколения. И я не уверен, что мне нравится та дорога, которую выбрала Гвин. Если ничего не сделать сейчас, она в конце концов поведет этих детишек в лобовое столкновение с Церковью, и я точно знаю, что ничем хорошим это не закончится. У нас осталось не так много времени, и я был бы идиотом, если бы хотя бы не выслушал тебя.
— Спасибо, — с чувством проговорила я, подаваясь в его сторону. — Я знаю, как… сложно дать кому-то шанс после того, как окружающие снова и снова тебя разочаровывают, но… Спасибо.
— Я еще ничего не обещал, — тут же заметил альфа, кажется слегка смущенный моей горячностью. — И… приходи в следующий раз лучше ночью, как я и просил. Чудо, что мы вас сегодня вообще заметили. Не будь ты такой… рыжей, точно бы затерялась в толпе.
— Спасибо Великому Зверю за мою шевелюру, — широко улыбнулась я, и на том наш разговор закончился. Меркурио сперва хотел сам проводить меня до выхода, но буквально в дверях его кабинета мы неожиданно столкнулись с Анни, которая с удовольствием взяла меня на поруки, а, как выяснилось чуть позже, даже слышала часть нашего разговора. Как и в прошлый раз, она была одета в аккуратное голубое платье с отглаженными манжетами и воротничком, и мне кажется, я чувствовала запах детского мыла, исходящего от ткани.
— Я думаю, это очень правильно, — пылко поддержала меня она. — Церковь нам не враги, я давно пыталась втолковать это Карлу, но он и слышать ничего не хочет. Он вообще до нашей встречи считал себя закоренелым атеистом, представляешь? Сказал, что если бы не метка, в жизни бы не связался с такой, как я. — Она непринужденно и весело рассмеялась, качая головой. — А я вот думаю, что это Великий Зверь наставил его на путь истинный. Мне… очень нравится так думать и нравится чувствовать, как Он заботится о нас. То, что мне приносит так много радости и успокоения, не может быть дурным, верно?
Омега бросила на меня немного обеспокоенный взгляд, словно опасаясь, что я не поддержу ее в этом вопросе.
— В последнее время я склонна думать, что каждый может верить во все, что ему заблагорассудится, пока это помогает ему и не вредит другим, — рассудительно проговорила я. — В судьбу, в Великого Зверя, в честных политиков, в выигрыш в лотерее. Если твоя вера делает тебя счастливой, не мне и не кому-либо другому осуждать это. Но и Карл имеет право верить в то, во что сочтет нужным.
— Я уверена, что рано или поздно он придет к пониманию божественного начала нашей связи, — мечтательно проговорила Анни. — И найдет свой путь к Великому Зверю. А я обязательно поддержу его на этом пути.
— Главное, не дави на него слишком сильно, — неловко пробормотала я, не уверенная, впрочем, что мои слова достигнут ее затуманенного религиозным восторгом разума. —
— Как я надеюсь, что уже скоро они мне станут без надобности, — со вздохом произнесла она. — Как раз вчера думала, ну неужели нам с Карлом действительно уготован всего один малыш? Я… До сих пор в голове не укладывается. — Она понурилась на пару секунд, а потом встрепенулась и помотала головой: — Прости, я не хотела тебя загружать своими проблемами. Большое спасибо, что выручила. Если когда-нибудь понадобится ответная услуга, я в твоем распоряжении. Я… очень рада, Хана, что у меня появилась такая потрясающая подруга, как ты.
Расчувствовавшись, Анни притянула меня к себе и расцеловала в обе щеки, и я настолько этого не ожидала, что даже толком не смогла ей ответить.
— Она… немного не в себе, да? — заметил Кадо позже, когда мы наконец оказались на поверхности после долгого подъема по металлической лестнице. — А вот пацан мне понравился, толковый.
— Если я захочу услышать твое мнение, я тебе об этом сообщу отдельно, — поджала губы я, хотя в целом была с ним согласна. Иногда мне сложно было не думать о том, что Меркурио, казавшийся самым здравомыслящим среди оймахистов, на самом деле такой же, как Гвин и Анни, пусть даже последняя явно была себе на уме еще до того, как попала в Общество. А еще я не могла не думать о том, не совершаю ли ошибку, действуя вот так, по наитию, просто слушая свою интуицию и идя у нее на поводу.
«У нас осталось не так много времени», — сказал Меркурио, и в тот момент, когда я стояла посреди окутанной вечерним сумраком Площади Фонтанов, а вокруг дробились и звенели голоса смеющихся туристов, смешанные с автомобильным гудками и журчанием воды, мне вдруг стало совершенно ясно, что его слова относились не только к Обществу, но — ко всем и каждому из нас.
Глава 9. Лестница, ведущая в никуда
На обратном пути в «Элизиум» я много думала о том, что произошло за этот зверски длинный день. Сложно было поверить, что сегодня утром мы с Йоном были на фермах Красной Лилии — таким далеким и неправдоподобным казалось это событие. Быть может, всем, что произошло после, я пыталась огородиться от того, что увидела в том жутком месте. Забывать оказалось легко — можем быть, даже слишком. Разум куда охотнее принимался рисовать себе картины моего будущего влияния на ход мировой истории, чем обращался к тому простому и неоспоримому факту, что под началом моего любимого мужчины бестий похищали, держали в плену и медленно убивали. Но, оказавшись в молчаливой темноте салона машины — сегодня мне даже не хотелось слушать музыку, — я почему-то не могла выбросить это из головы.
В университете на одном из курсов нам рассказывали о ценности отдельно взятой жизни в разных странах. В странах третьего мира, где на одну женщину приходилось с десяток детей, она была одной, а там, где замужняя пара предпочитала ограничиваться одним-двумя малышами, совсем иной. Чем больше в семье детей и меньше денег, тем проще они относились к потере одного из них — так нам говорили. Значило ли это, что пойманных в доках иммигрантов откуда-то с юга никто не искал и не ждал на их покинутой родине? Что никто бы не стал особо расстраиваться из-за того, что они пропали?