Алфавита. Книга соответствий
Шрифт:
Но он попал – вошел в нее вертикально и исчез.
Лебедка замолкла – Витя все-таки проснулся.
Мы стали молча складывать свои вещички. Нужно было собирать манатки, вытаскивать из лужи "рыбу" – кабель заземления.
Подошел бурмастер и молча постоял около скважины.
Подтянулись и помбуры (см.).
Всем все было понятно без слов.
Если бы мы уронили в скважину какой-нибудь другой из наших приборов!.. Бригада весело продолжила бы завершающие работы. Ну, скажем, если бы он ей там мешал, опустила бы в скважину инструмент, крутанула пару раз, и долото, напряженное многотонной
Но в данном случае это было совершенно невозможно. Мы имели дело с прибором нейтронного каротажа. В нем находился источник быстрых нейтронов. Разбуривать его запрещалось. Его следовало извлекать.
Для этого у них тоже, конечно, имелись соответствующие методы и средства, но подобное дело, как правило, затягивалось надолго. И полтора дня форы (ведь они пробурили скважину с опережением регламентного срока) выглядели смешными в сравнении с возможными просрочками. В случае которых никакие премиальные им уже не светили.
Когда наконец Юра подписал молчаливо и грозно подсунутые ему бурмастером акты, бурмастер сказал первое слово с момента падения прибора.
Он сказал:
– Да-а-а-а!..
…Назад я ехал с Витей, в подъемнике. Витя был как никогда мрачен и даже не просил спеть что-нибудь, развеять сон.
Понятно, что ему тоже грозили многочисленные неприятности. Это ведь не шутка – прибор оборвать и уронить.
Двигатель натужно гудел, свет фар то выхватывал из темноты отвесный скалистый склон, а то безоглядно летел на повороте в пропасть.
Дорога петляла серпантином к перевалу.
Я опустил стекло, высунул голову на черный ветер и посмотрел вверх.
Над нами было сиреневое небо, украшенное алмазной россыпью звезд.
А внизу лежали пласты горных пород, и им было совершенно все равно, что мы здесь себе думаем.
Кеклик
Кеклик – это горная куропатка. Таджики (см.), равно как и другие народы Средней Азии, любят выращивать и держать их дома. Взрослый кеклик живет в просторной деревянной клетке, подвешенной на дерево неподалеку от ката – квадратного топчана, стоящего обычно во дворе и представляющего собой центр мужской жизни дома. Он важно расхаживает по ней, отчего клетка качается, а вода расплескивается из отведенного под нее черепка, и крутит головой, с необъяснимой горделивостью посматривая на окружающее. Чем больше хозяин любит своего кеклика, тем с большим тщанием он украшает его клетку – раскрашивает, привязывает разноцветные тряпицы и перышки.
Как правило, кеклик помалкивает, но ранним утром и под вечер может порадовать хозяина своим специфическим квохтаньем – ке-ке-ке-ке-ке-ке!..
Однажды Миша (см. Родословная ), вернувшись с поля (см.), привез птенца горной куропатки. Его поселили в картонной коробке на окне бабушкиной кухни. Кеклик был весел, смешно щипал клювом палец, ничего не боялся, блестел пушистым оперением и обещал вырасти в большую красивую птицу.
Прокорм его представлял собой нешуточную задачу. Зелень кеклик тоже поклевывал, но гораздо более острый интерес проявлял к насекомым – просто-таки рвал из пальцев.
Как-то раз я привез ему штук сорок сверчков, набранных под камнями во время какой-то короткой вылазки за город.
Поймав,
Скоро эти бойкие сверчки присмирели, а когда я ближе к вечеру заявился в гости к кеклику со своим угощением, уже и вовсе не подавали никаких признаков жизни.
Кеклик тоже не обратил внимания на их как минимум обморочное состояние. И быстро и весело склевал всех одного за другим.
Это было вечером.
Утром он лежал в своей коробке, распластавшись, холодный и взъерошенный.
Нужно было помыть эту чертову склянку, а потом уже приниматься за охоту. Но я не сообразил, и остатки лекарства совершенно не пошли на пользу ни сверчкам, ни самому несчастному кеклику.
Печальная история, не правда ли?
Кенкияк
Поселок К. расположен километрах в ста пятидесяти от Актюбинска.
Кругом – степь. Зимой она кое-где покрыта сухим колким снегом. Ветер рвет его из ложбин и швыряет в лицо. Эффект не хуже пескоструйки – только уворачивайся.
Весной степь зеленеет и цветет, летом сгорает, теряя свои сумасшедшие запахи. Наступишь пыльным сапогом на клок желтой травы – из него горькая труха…
В общем, обычная степь.
Если, конечно, не считать того, что лежит она неподалеку от
Байконура, и время от времени на нее низвергаются то отброшенные ступени, то наголовья ракет. Разные по размеру – какие больше, какие меньше.
Жители довольны. Жить здесь особенно нечем, а если найдешь в степи оплавленную титановую железяку, можешь смастерить люльку для младенца или еще как приспособить в хозяйство. В степи они мне не попадались. Эти посланцы космической эры встречали меня уже во дворах, в шатких поселковых хибарах, собранных из чего попало. В одном и впрямь спал ребенок, из другого четыре смирные коричневые лошади пили мутную воду. Пьяный хозяин кое-как таскал ее мятой бадьей (тоже как бы не титановой!) из глиняного колодца.
Степь как степь.
Глядя на нее, никак не заподозришь, что в глубине лежат пласты, насыщенные вязкой нефтью, – настолько вязкой, что если ее не подогреть, то извлечь на поверхность не получится. Поэтому, в отличие от нормальных нефтяных месторождений, представляющих собой загаженные, изрытые котлованами, разъезженные тяжелой техникой, издырявленные скважинами пустыри, Кенкиякское вдобавок опутано паутиной раскаленных до 250о С ржавых труб, по которым закачивается в пласт перегретый пар. Пар вырабатывают "балдуины" – страшно пыхтящие железные сооружения величиной с трехэтажный дом.
Когда стоишь возле одной из этих адских коммуникаций, невозможно избавиться от мысли, что если она сейчас лопнет, то судьба цыпленка табака в сравнении с твоей покажется чистой воды профанацией кулинарного искусства, нелепой попыткой зажарить несчастное пернатое на практически холодной сковороде. Однако нам нужно было делать
каротаж (см.), совать в эти гиблые скважины свои приборы, измерять температуру ствола, поэтому волей-неволей приходилось бороться с неукротимым желанием бросить аппаратуру на произвол судьбы и отбежать подальше.