Алгоритм Чагина
Шрифт:
Вышинский не обратил на мой вопрос внимания. Он решил не снижать темпа. Заверил, что работа сложная и интересная. Совсем такая, какую я заслуживаю.
Не зная, куда спрятать глаза от страха, я посмотрел на циферблат наручных часов. Вышинский носил массивные, со старым позолоченным браслетом.
Секундная стрелка завершила оборот и словно замерла на месте, когда директор резко наклонился ко мне – так, что его кресло скрипнуло – и сказал:
– У меня есть код, нужно его расшифровать.
Часы
Пару раз она нервно дернулась, но все же пошла на новый круг. А я продолжал смотреть на циферблат, не смея поднять глаза на Вышинского.
Расшифровать чей-то код. Работа неофициальная. Это вообще законно?
– Зачем? – тупо спросил я. Зачем расшифровывать код.
– Чтобы понять, что он делает.
На большом офисном столе между нами лежала пара листов А4, тупые огрызки карандашей и шариковые ручки. Я взял одну из них и начал катать по столу.
– А запустить программу нельзя?
– Можно, но код не дописан, – тут же ответил директор. – Программа не работает.
Казалось, он бы ответил на любые вопросы, лишь бы я согласился. Но у его откровенности был предел.
– А кто… Кто его не дописал? – спросил я.
Не моргнув, директор сказал, что это неважно.
Я оставил ручку в покое. Посмотрел по сторонам. Смотреть здесь было откровенно не на что: ни картин на стенах, ни растений в горшках, ни даже окон. Единственное, что привлекало внимание, это ключ. Ключ, которым директор запер дверь переговорной на замок.
В голове крутилось подозрение, но я не мог облечь его в слова. Точнее, сделать это так, чтобы не сильно оскорбить директора. В конце концов я собрался с духом и спросил:
– А автор программы знает, что код у тебя?
Сказал бы Вышинский, что нет, не знает, на этом бы все и кончилось. Но он на удивление кивнул.
– Сам мне его и отправил.
– Отправил и ничего не сказал? – удивился я.
Вышинский облокотился на ручку кресла. Оно снова скрипнуло и слегка перекосилось.
– Дело не в том, что он сказал, а в том, что скажут другие. Мне нужна экспертная оценка. Чтобы ты глянул код и сказал, чего он стоит.
Я мысленно повторил за ним слово «экспертная». Слово было приятное. Однако мне его не хватило.
– Ты уверен, что я гожусь на роль эксперта? – спросил я.
– Федор, минуту назад ты уверял, что отлично разбираешься в нейросетях. Или нет?
В голосе Вышинского послышалось раздражение. Это меня испугало. Я вспомнил о предложении директора вложиться в мой стартап и с болью осознал, что все уже решил. Мне нужны были эти деньги.
И я быстро сменил тему разговора.
– Так это код нейросети?
Вышинский кивнул. Потом вспомнил о чем-то и помрачнел.
– Правда, есть одна сложность, – сказал он.
Я
Оказалось, что код написан на незнакомом языке программирования. На языке программирования Leader. Как объяснил мне Вышинский, автор программы создал этот язык сам.
– И если я погуглю…
– Там ничего нет. И все, что я тебе сказал, только между нами, да?
Когда директор напомнил о секретности задания, я снова испугался и посмотрел на его часы.
– Дима, мне нужно задачу закрыть. Ты сам просил.
Я, конечно, соврал. Никакой задачи у меня не было. Но Вышинский среагировал точно.
– Делегируй, – сказал он.
И сделал последнюю попытку уговорить меня по-доброму:
– Слушай, это просьба, скажем так, особого рода. И задача очень сложная. Но проблем у тебя не будет. Правда. Иначе я бы не просил.
До разговора с Вышинским я держал в голове только одно: как бы не забыть в офисе свою кружку и сменную обувь. Но директор предложил задачу. «Задачу особого рода». И не кофе, печенье и ДМС, а инвестиции в мой бизнес.
«Инвестиции, самые настоящие инвестиции!» – повторил про себя я. Инвестиции тогда, когда и стартапа еще нет.
Пользуясь тишиной, Вышинский безапелляционно встал и направился к двери:
– Ты же программист. Просто глянь код. Окей?
0.0.1. Домашнее окружение
«К тому моменту, как я понял, что готов провести с ней многие и многие годы, она была замужем и уже несколько лет возглавляла список недоступных мне женщин.
Именно поэтому, наверное, не казалось странным, что всю нашу совместную жизнь меня не оставляло впечатление, что она рядом не потому что должна быть, а по какой-то случайности, рикошетом отлетевшая в мою сторону.
И только потому что кто-то другой ее не удержал, я думал, что так же не смогу ее удержать. Даже будь я самым-самым».
Когда Вышинский пообещал вложить деньги в стартап, я подумал о Марине. Представил, как она обрадуется, воодушевленно пересчитает мои шансы на успех.
Но я ошибся. Жена не собиралась славить удачу. Она снова и снова расспрашивала меня о случившемся. А потом, когда суть договоренности с директором стала ей ясна, задала прямой и самый важный вопрос. Вопрос, которого я боялся и старательно избегал: «Почему директор не сделает все официально?»
Марина не спрашивала. Она намекала. На возможные последствия моей работы. При этом безнравственность задачи ее не беспокоила. Моя жена не видела в расшифровке чужого кода преступления норм морали. Она считала соглашение с Вышинским «малоперспективным», а поведение директора – «малообещающим».