Алгоритм судьбы
Шрифт:
Кнуров автоматически вжал клавишу, и микроинформатор пошёл на контакт. Изображение девушки выросло, заняло весь экран и провернулось. Теперь улавливатель информации, подработав микрофибриллами, засел в декольте Маргариты Николаевны и передавал то, что открывалось взгляду девушки.
Силёнок, чтобы передавать изображение самому, у микро-информатора не хватило бы, конечно, но для того и «Рой». Неразличимые глазом собиратели информации выстраивались в «цепочки», «цепочки» компоновались в «сборки» и совместными усилиями слали сигнал.
Затаив дыхание,
Риту повернули и ввели под полог палатки. Там было светло, под ногами пузырились надувные матрасы.
Чей-то резкий голос выговорил какую-то команду, судя по времени – «Спать!» – и свет погас. Только смутные тени шевелились в потёмках и глухо доносились голоса.
Тимофей защёлкал клавишами. На экран, поверх изображения, полезла индикация, замелькали цифры координат. Да это рядом совсем, в сторону Тулы!
Кнуров сорвался с места, опрокидывая стул, и вылетел в гостиную.
– Подъём! – заорал он весело. – Тревога! Я её нашёл!
Глава 29. Игры на чужом поле
Туссен Норди посадил самолёт на поле можайского аэроклуба. Пронзительно свистя турбинами, «Сухой» откатился к дальним ангарам и замер, качнув носом. Заглушил двигатели – будто воздух спускали из гигантского воздушного шарика. Туссен отстегнулся и вышел в салон. Там, развалясь в креслах, обитали Эрве и Коста – Мориса-Арамиса оставили в лагере под Тулой сторожить мадемуазель Марго.
– Портос, д’Артаньян – за мной!
Спрыгнув на бетонку, полковник вразвалочку прошёл в тень ангара и уже там достал из кармана фото.
– Запомните этих людей, – сказал он. – Вот Тимофей Кнуров, он у них программист. Это – Сергей Гоцкало, какой-то старший оператор-информатор, кто это такой, не знаю даже… Это – Михаил Бирский, генератор идей, теоретик и главный конструктор, начальник проекта «Гото». Их и будем брать. Кнуров далеко, а эти где-то здесь. Надо будет бабкам показывать фото и спрашивать – типа, друзей ищем, в дороге разминулись. Бабки – народ ушлый, мигом смекнут, что мы из «органов». У русских память долгая… Пошли.
До деревни доехали на электробусе, сошли в центре, напротив земской управы. На другой стороне маленькой площади уютно белел колоннами особнячок, где разместился полицейский участок. Сквозь зелень сквера проглядывал памятник героям афганской войны, а поодаль соседствовали электробусная станция и мотель.
– Вряд ли они в центре остановятся, – лениво предположил Портос. – Я бы на их месте по окраинам прятался…
– Вот там и порыщем… – сказал Туссен. – Коста, слетай в мотель, возьмёшь напрокат машину…
Одно хорошо в деревнях – они быстро кончаются. Только начнёшь уставать от ходьбы, а уже всё, улица пройдена, можно посидеть и подумать.
Всё Заречье с его многоэтажками Норди исключил сразу. Старую Александровку они поделили между собой на три части и начали «чёс». Улица Прямая досталась Портосу – Эрве Граншану.
Неширокая, заросшая травой, улица была зажата высокими могучими заборами, за которыми давились грубым лаем волкодавы. Над оградами-частоколами только крыши выглядывали и тарелки антенн, да ещё деревья. Во дворы вели титанические ворота, в любые из них спокойно мог проехать большегрузный самосвал.
Странно было Портосу видеть этакие фортификационные нравы. Привыкший к низеньким оградкам – лишь бы собачки газон не помяли, да к «французским окнам», он с трудом усваивал парадоксы Евразии, якобы коллективистской. Отчего же такая закрытость и тяга к полной изоляции? И чего в загадочной русской душе всё-таки больше – индивидуального или общинного? Поди, разберись…
Стучась в калитки, он встречал недоверчивых александровцев и показывал фото Бирского и Гоцкало, выговаривая заученную русскую фразу:
– Видели этих граждан? Где они, не скажете?
В шести домах хозяева, почёсываясь и пожимая плечами, мотали головами или руки разводили – жест, понятный без перевода.
А в седьмом доме ему повезло – пожилая дама в чёрном платье, с седыми буклями, только глянула на фотки и радостно закивала: видела, видела таковских!
– Где они, не скажете? – старательно повторил Портос.
Старушка с готовностью указала на дом, что стоял напротив.
Француз широко улыбнулся и поцеловал даме ручку, похожую на куриную лапку. Старушенция была очарована.
А Эрве, схоронившись за телефонной будкой, даванул на радиофоне синюю кнопочку – срочный сбор. Минут через пять подтянулись Туссен с Костой.
– Они тут! – просиял Портос. – Четвёртый дом с угла, на той стороне. Вон, где дерево высокое!
– Так, – решил Норди. – Коста, машина далеко?
– Рядом!
– Подгоняешь сюда. Портос, пошли, будем брать.
Оглянувшись, Туссен толкнул калитку указанного дома и вошёл во двор. Двор выглядел запущенным, а дом – брошенным. Правда, корова паслась на травке, но воротина была приоткрыта – вероятно, соседская буренка решила оскоромиться.
– Я в дом, – тихо сказал полковник, – ты на крыльце дежуришь.
Граншан кивнул. Норди ладонью толкнул дверь – та без скрипа пошла открываться. В сенях было пыльно, видимо, кто-то пытался справиться с уборкой, но недостаточно рьяно. Туссен, не прячась, прошагал в комнату и увидел молодого парня, сочетавшего приятное с полезным – тот вытирал полотенцем мокрые волосы и при этом напевал.
– Привет, Гоцкало! – воскликнул полковник.
Парень очень удивился, вздрогнул, сдёргивая полотенце. Обернулся (точно, Гоцкало!) и нарвался на хитрый удар кончиками пальцев. Напряжённое тело оператора-информатора обмякло и стало оседать. Туссен не допустил, чтобы мокрые волосы испачкались заново – подхватил и повёл Гоцкало к выходу. На крыльце к нему подскочил Портос.