Алхимия лжи
Шрифт:
Мария всплескивает руками и бормочет: «Боже всемогущий».
Такое ощущение, что из ностальгического сна меня погрузили в кошмар.
– Что последнее вы помните? – осведомляется переводчик и сует мне мобильник чуть ли не в рот.
Я морщусь и отталкиваю его руку. Кто его сюда пустил?
Заходит седовласый мужчина в костюме-тройке. На плечи небрежно наброшен халат. Мне говорят, что это хирург. Итальянцы галдят, как на рынке. Переводчик судорожно пытается разгрести все, что они нагромоздили в кучу. Хирург, как учитель перед школьниками, поднимает руку и просит тишины. Рассказ
Оказывается, в меня стреляли. Этот факт я воспринимаю, как фантазию умалишенного, и укореняюсь в мысли, что я еще сплю. По словам хирурга, одна пуля прошла навылет, не задев жизненно важные органы, другая попала в брюшину. Ему жаль, но шоковое состояние и внутреннее кровотечение спровоцировали выкидыш. От этой новости у меня отвисает челюсть.
Я перевожу взгляд на тетку, она все еще всхлипывает.
– Мне так жаль, Саша.
– Какая беременность? Как я вообще могла забеременеть? Непорочно что ли? У меня секса не было восемь месяцев. После покушения я безвылазно жила в «Эпсилоне». Секьюрити ко мне даже помощника без присмотра не пускали. Вы сбрендили? Может, палату спутали и вам дальше по коридору?
Смотрю на лист назначения. В графе «Имя пациента» написано: Саша Вернер. Ничего не понимаю. При чем тут Вернер?
– Ты что, сказала им, что моя фамилия Вернер? – таращусь на тетку с такой ненавистью, на какую только способна. – Что за дикие шуточки?
Козлов переводит хирургу мои посылы. Тот хмурится, переглядывается с коллегами. Не нравятся мне эти взгляды. Обычно после таких переглядок мне вкалывали очередную порцию транквилизаторов.
Тетка еще громче охает и ахает.
– Какое, по-вашему, сегодня число? – спрашивает меня переводчик.
– Откуда мне знать? Может я тут провалялась без сознания две недели и теперь за окном лето.
– Но сейчас действительно лето. Сегодня пятнадцатое августа, – он показывает календарь в телефоне.
– 2017-й? – мотаю головой. – Не может быть…
Вопросительно смотрю на тетку. Та кивает. Ничего не понимаю, я что, все это время была в коме?
– Что вы помните?
– «Москва-Сити». «Эпсилон». Закончилось собрание акционеров. В сопровождении главы безопасности я иду к лифту. Спускаемся на парковку. Я сажусь в служебный «Майбах». И… – я запинаюсь.
– И? – торопит меня Козлов.
– И все… – удивленно отвечаю я.
А действительно, что дальше? Ведь что-то же было. Вспомнила! Кто-то из силовиков сел в машину, поздоровался, поздравил с успешно проведенной операцией, тихо и вкрадчиво заговорил со мной о будущем. Помню цитрусовый аромат его туалетной воды и мягкий, убаюкивающий тенор. А вот лица не помню. Помню, как зевнула, захотелось спать. Потом провал. Что он говорил? Ведь он что-то говорил… при чем очень важное…
– Какого числа это было?
– Двадцатого мая 2016-го. Это была пятница. Конец рабочей недели.
– Где, по-вашему, вы были год и три месяца? – с насмешкой спрашивает переводчик, похоже мои слова его не убедили.
– Не знаю. Честно говоря, я не удивлюсь, если мне все это снится.
– К сожалению, это не сон. В вас стреляли прямо перед полицейским
– А что я там делала?
Тетка намеревалась мне что-то рассказать, но врачи бесцеремонно выталкивают ее в коридор, а переводчику дают инструкции, что можно, а что нельзя говорить. Жаль, что я не знаю итальянский, но «читая» лица медперсонала, могу предположить, что в ближайшие часы меня переведут в психиатрию.
– Назовите для протокола ваше имя и фамилию? – переводчик опять сует мне под нос мобильник.
– Меня зовут Александра Гордеева.
– Сколько вам лет?
– Смотря какой сейчас год. Лично я склонна не верить в ваши бредни.
– Хорошо, – он тяжело вздыхает, – допустим сейчас май 2016-го. Сколько вам лет?
– Полных двадцать шесть.
– Где вы проживаете?
– В Москве, – не хочу афишировать апартаменты в «Москва-Сити» и называю адрес родительской квартиры.
– Последнее, что вы помните – события двадцатого мая 2016 года?
Я киваю, переводчик просит меня подтвердить вслух.
– Да.
– Вы замужем?
– Нет.
Хочу добавить, что я вдова, но передумываю. Не хочу, чтобы Томатный Рот узнал о Максе.
– У вас есть дети?
Сложный вопрос. Если скажу, что да, вылезет история с суррогатной матерью, но в создавшейся ситуации я не хочу вмешательства Эрхарда. Пока я не готова с ним говорить.
– Я не рожала, – уверенно отвечаю я. Думаю, с точки зрения закона, это самый грамотный ответ, и врач его подтвердит.
– Пока все. После перевязки вам дадут обезболивающее, вы поспите, а потом вам придется поговорить с полицией, и хочу предупредить, что ваши показания их не обрадуют.
– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?
– После допроса вам все расскажут.
– Если меня будут допрашивать, то я вынуждена обратиться к адвокату, а он в Москве. Так что передайте полиции: пока он не прилетит, я слова не скажу. Я знаю свои права. Допрос без присутствия адвоката незаконен.
– Как фамилия вашего адвоката?
– Авдеев.
– Зиновий Авдеев здесь, в больнице. Я говорил с ним перед тем, как подняться к вам в палату.
– Зиновий здесь? – от удивления у меня брови ползут на лоб. – Когда он приехал?
– Сутки назад, когда вас арестовали.
– Арестовали? Почему меня арестовали? Что я сделала?
Переводчик поспешно прощается и покидает палату. Я ожидаю, что придет Авдеев и объяснит, что происходит, но он не появляется.
От полиции Авдеев получил записи отснятого видео гостей, команды и персонала. Теперь мы можем восстановить передвижения сладкой парочки – Вернера и Алекс – поминутно. Они были с гостями, пока помощник Вернера не всучил ему мобильник. Вернер вышел на палубу и ответил на звонок. Алекс оценила его настрой и двинулась следом. Он обернулся на звук ее шагов и жестом дал понять, что занят. Немного отошел в сторону и продолжил разговор. Он практически не раскрывал рта, в основном слушал. Потом что-то сказал Алекс, она опешила, но никакого скандала не было. Она поспешно спустилась по винтовой лестнице в каюту для новобрачных.