Алхимия убийства
Шрифт:
Внутри кафе такая же неприветливая атмосфера, как и снаружи. В воздухе висит серый табачный дым и витает знакомый мне запах дешевого пива. От моего отчима так пахло весьма часто. В кафе с дюжину столов, и, в общем, достаточно людей. Здесь нет посетителей ни университетского вида, ни из рабочего класса, как в «Галетт». На мой взгляд, все они — обычные преступники, и, может быть, среди них найдется один или два пьяницы-поэта.
В комнате всего три-четыре женщины, и они меня особенно заинтересовали. Мир полон крутых мужиков, но эти
Я сомневаюсь, туда ли мы пришли. И вдруг вижу легенду Монмартра в противоположном конце комнаты за столом с тремя мужчинами. Ошибки быть не может, это Красная Дева: ее острые, узкие черты, высокий лоб и волосы цвета воронова крыла придают ей облик американского индейца, несмотря на бледную кожу. На ней характерная черная одежда и красный шарф.
Я делаю шаг, чтобы направиться к ее столу, но Жюль берет меня за руку и ведет к другому.
— Существует определенный протокол обращения к революционерам, разыскиваемым полицией, — шепчет он.
Жюль пишет записку и подзывает официанта.
Древнее создание, похожее на пирата, ковыляет к нам на одной ноге и деревяшке. Несомненно, это и есть Леге. И Сали был прав — шрамы украшают его. На шее у него след то ли от воротника, то ли от веревки.
— Для мадемуазель Мишель.
Когда он протягивает руку за запиской и монетой, еще один шрам открывается на запястье. После того как он уходит ковыляющей походкой, Жюль говорит:
— Шрам на запястье оттого, что Леге был прикован к веслу. На тюремной галере он отбывал срок за кражу, убийство и, конечно, революционную деятельность.
— По-видимому, это и объединяет всю клиентуру в данном заведении. Что вы написали в своей записке?
— Что мы хотим поговорить с ней о смерти невинной женщины. И я назвал себя и свою спутницу Нелли Браун.
— Вы подписались «Жюль Верн»?
— Мы явились в логово убийц-анархистов глухой ночью. Бессмысленно рисковать головой из-за того, что Луиза Мишель не желает беседовать с незнакомцами.
— Вы встречались с ней?
— Нет, но у меня с ней весьма своеобразные связи.
— И какие же?
Справа от нас какой-то оборванец поднимает голову, бормочет что-то невнятное и снова роняет ее на руки, лежащие на столе. Про такого мама сказала бы: «Допился до чертиков».
Жюль кивает на него:
— Этот бедолага, будто только что вылезший из канавы, — известный поэт Поль Верлен. Он пьяница и отщепенец, но эти эпитеты лишь возвышают его над остальными деградировавшими талантами. Он никогда не доходил до такого состояния с тех пор, как стрелял
— Молодого поэта Артура Рембо, если я не ошибаюсь.
— Совершенно верно. — Жюль в изумлении смотрит на меня.
Я продолжаю:
— Еще несколько лет назад Верлен помогал Рембо опубликовать его «Озарения», а сейчас сидит один в состоянии полной прострации. Разве это не прискорбно? Его жена не хочет иметь с ним ничего общего, и он не общается или почти не общается со своим сыном Жоржем. По одним рассказам, пуля попала в руку Рембо, по другим — в зад. Верлен отсидел два года в Монсе. Бельгийцы менее терпимы к попытке застрелить своего любовника, чем вы — я имею в виду французы.
— Мадемуазель Браун…
— Я знаю, вы поражены широтой моих познаний, но то, что я не знаю, хотела бы узнать…
Я не успеваю задать вопрос Жюлю о его знакомстве с Красной Девой, потому что старый убийца, революционер или кто бы ни был наш официант, трогает Жюля за плечо и большим пальцем показывает на стол, за которым сидит Луиза.
Мы с Жюлем встаем и в облаке дыма идем к ней. Людей, сидящих рядом, я воспринимаю как тех, кто отбивает ритм на тюремной галере, если они еще существуют.
— Добрый вечер, мадемуазель, мсье, — кланяется Жюль.
— Для меня большая честь встретиться с вами, — искренне говорю я Красной Деве.
Никто не говорит ни слова, когда мы садимся, и даже не отвечает на наши приветствия. Поскольку формальности, как видно, не нужны и нежелательны, я беру быка за рога и сразу обращаюсь к Луизе Мишель.
— Я американка. Мою сестру убил маньяк в Нью-Йорке. Я преследовала его до Парижа. Мне нужна ваша помощь, чтобы найти его и отдать под суд.
Жюль немного обмякает на стуле, словно съеживается от моей речи. Луиза и ее товарищи смотрят на меня, будто я вылезла из лунной ракеты Жюля. Луиза начинает что-то говорить, но потом замолкает, потому что ее внимание переключается на кого-то позади меня.
К моему удивлению, это воздушные гимнасты из цирка, симпатичные и обаятельные брат и сестра, которые очаровали доктора Дюбуа. Они в обычной повседневной одежде: на молодом человеке хорошо сшитый итальянский костюм из темного полотна и шелка, а на девушке болотного цвета платье с желтой отделкой. Единственное украшение — черная подвеска в виде лошади из эбенового дерева или какого-то темного камня на вид грубой, словно очень давней, работы.
Как и мы, они кажутся посторонними в этом заведении.
Совершается обмен приветствиями, и между Луизой и новоприбывшими мелькает взгляд, который я расцениваю как сигнал, говорящий, чтобы они не садились за наш стол, по крайней мере не сейчас, пока мы здесь. Они проходят дальше. Занятно. Доктор Дюбуа проявлял интерес к паре, а они связаны с самой известной анархисткой в городе.
— Почему вы говорите об этом мне? — спрашивает Красная Дева.
— Я уверена, что убийца — анархист.