Алхимия
Шрифт:
Итак, вывод который мы можем сделать, на нер-нй взгляд весьма неутешителен: из четырех трактатов. представляющих собой алхимический корпус Фламеля. только два могли быть написаны этим автором в XV веке — если автором был Фламель и если Фламель был алхимиком. Два других трактата, а именно автобиографический роман «Иероглифические фигуры» и «Завещание», были написаны значительно позднее и точно не известно кем. Но эта неутешительность на самом деле мнимая, потому что мы имеем четыре превосходных алхимических текста. написанных адептами (на этот счет уж нн у кого сомнений не возникает), и они, подобно синоптическим Евангелиям, не содержат никаких противоречии — для тех, кто умеет видеть. Если же взглянуть на колесо истории с вершины горы философов, с точки зрения уходящей в далекое прошлое и простирающейся в невообразимое будущее герметической традиции, то оно покажется не более чем маленькой точкой — и уже не различить, где XIV век, где XX, где начинается жизнь и где кончается смерть.
В завершение предисловия я хотел бы поблат-дарить замечательных исследователей герметической традиции
Мак-Лейна и Хосе Родригеса за консультативную помощь, оказанную во время работы нал переводом. Также хотелось бы высказать благодарность директору Специальной коллекции библиотеки университета Глазго Дэвиду Уэстону за его бескорыстное содействие, благодаря которому мы смогли использовать в данной книге прекрасные цветные аллегории Авраама Еврея из рукописи М5 Регбизоп 17, и киевскому художнику Наталии Герасименко за введение цвета в гравюру, изображающую фигуры на Фламелевой арке.
ГЛЕБ БУТУЗОВ
Иероглифические фигуры
Объяснение иероглифических фигур, помещенных мной,
Никола Фламелем, нотариусом, на четвертой арке кладбища Невинных, если войти в него через большие ворота с улицы Сен-Дени и повернуть направо
Хотя я, Никола Фламель, общественный писарь и нотариус, житель Парижа, в нынешний год одна тысяча триста девяносто девятый, пребывая в своем V ме на улице Писарей, рядом с часовней Сен-Жак-де-ла-Бушерн, хотя я, повторяю, всегда имел весьма скромные познания в латыни по причине скудости средств моих родителей, которые, к моей гордости, тем не менее были достойными и честными людьми, по милости Божией и не без вмешательства святых обоих полов, пребывающих в раю, в особенности же святого Иакова Галисийского, я не оставлял попыток проникнуть в смысл книг философов и узнать скрытые в них оккультные тайны. И по этой причине — вряд ли в моей жизни был момент, когда я осознавал это болсс глубоко, чем теперь, — преклонив колени (если позволят обстоятельства) или же в глубине сердца своего со всею страстью, я не перестану воздавать хвалу добрейшему Господу, Который не забывает детей Своих и не бросает их на краю бедности, просящими подаяние, и не обманывает их надежд на Свое благословение.
В то время как я, Никола Фламель, нотариус, после смерти моих родителей зарабатывал на
жизнь искусством письма, составляя описи, ведя счета и записывая расходы опекунов и их подопечных, ко мне в руки, по цене два флорина, попала книга, инкрустированная золотом, весьма старинная и большая. Она была написана не на бумаге и не на пергаменте, как другие, а (как мне показалось) на нежнейшей коре молодых деревьев. На ее обложке из тонкой медной фольги были выгравированы чужеземные письмена или символы, которые, на мой взгляд, представляли собой буквы греческого или же какого-либо другого древнего языка. Поскольку я никак не мог их прочесть, я был вполне уверен, что они не являются буквами латинскими или галльскими, так как те были мне достаточно хорошо знакомы. Что же касается соле ржания книги, то страницы ее были заполнены латинскими письменами, выполненными в высшей степени искусно и аккуратно, при помощи острого металлического пера и цветных чернил. Книга содержала три раза по семь страниц, причем каждый седьмой лист был совсем без текста, место которого занимало изображение жезла и двух переплетающихся змей на первом седьмом листе, изображение Креста с распятой на нем змеей на втором седьмом листе; на третьем же и последнем была изображена пустыня, посреди которой били фонтаны, причем из них выползали змеи в огромном множестве и рассеивались по всей округе. На титульном листе книги заглавными позолоченными буквами было выведено: АВРААМ ЕВРЕЙ.
ПРИНЦ, СВЯЩЕННИК, ЛЕВИТ, АСТРОЛОГ И ФИЛОСОФ. ПРИВЕТСТВУЕТ ЕВРЕЙСКИЙ НАРОД. ГНЕВОМ БОЖИИМ РАССЕЯННЫЙ СРЕДИ ГАЛЛОВ. После этого лист был заполнен страшными ругательствами я проклятиями (среди которых часто повторялось слово МАРАНАТХА), направленными против каждого, кто бросит взгляд на эту книгу, если только он не книжник или священнослужитель.
Тот, кто продал мне эту книгу, не знал ее истинной цены. — впрочем, как и я не знал, что покупаю. Я полагаю, она было похищена у бедных гвреев или же найдена в местах их давнего прерывания. В этой книге, на втором листе, автор поместил слова утешения своему народу, советуя ему избегать всяческих зол, в особенности идолопоклонства, а также терпеливо и кротко ожидать прихода Мессии, который одержит победу над всеми земными царями и будет править своим народом в вечной славе. Без сомнения, автором был *ченъ мудрый и понимающий человек. Начиная с третьего листа и далее, чтобы помочь своему подневольному народу платить дань римскому императору и для других целей, о которых я говорить не буду, он в простых словах учил трансмутации металлов; на полях помещались изображения сосудов. которые были окрашены в соответствующие цвета, а также многое другое — все. за исключением исходного материала, о котором он не сказал ни слова, но только лишь на четвертом и пятом листах он изобразил его и раскрасил с большой ловкостью и мастерством. Потому что, хотя материал этот и был хорошо и понятно изображен и раскрашен, все же никакой человек не мог понять рисунок. не будучи хорошо осведомлен в еврейской каббалистической традиции и не читая соответствующих книг. Итак, четвертый и пятый листы не содержали текста и были покрыты прекрасными цветными изображениями и подобными вещами, так как книга эта весьма изысканна. Прежде всего автор нарисовал молодого человека, ступни которого украшали крылья, а в руке он сжимал жезл, обвитый двумя змеями; жезлом этим он стучал по крылатому шлему, покрывавшему его голову. По моему скромному мнению, человек этот напоминал языческого бога Меркурия. Навстречу ему спешил, распахнув крылья, могучий старик, на голове которого располагались часы, а в руке он держал косу, подобно фигуре смерти, и косой этой грозил отсечь ноги Меркурию.
На другой стороне четвертого листа был нарисован прекрасный цветок, росший на вершине довольно высокой горы и немилосердно раскачиваемый Аквилоном24. Его стебель был синего цвета, бутоны красные и белые, а листья сияли подобно тончайшим золотым пластинам; вокруг цветка располагались Аквилоновы драконы и грифоны, устроившие там свои гнезда и жилища. На пятом листе изображался розовый куст, цветущий посреди красивого сада; поднимаясь вверх, он обвивал полый ствол старого дуба. У его подножия бил фонтан; истекающая из него белоснежная вода, прежде чем устремиться в глубины земли, проходила сквозь руки огромного числа людей, которые изрыли весь сад в поисках этой самой воды, но не видели ее, поскольку были слепы, за исключением тех немногих, кто обратил внимание на вес в руках.
На второй стороне пятого листа был изображен король, с коротким и мощным мечом в руках, по приказу которого и в его присутствии солдаты мершвллли множество грудных младенцев; матери •л рыдали тут же, у ног неумолимых палачей. Кровь "4ГГЫХ детей другие солдаты собирали и помещали в большой сосуд, в который спустились светила небесные, солнце и луна, чтобы принять ванну. Поскольку эта сцена в большой мере отражает избиение невинных младенцев царем Иродом, а я узнал искусство по большей части благодаря этой книге, я решил поместить иероглифические символы тай* |й науки именно на Кладбище Невинных.
Вот все, что содержалось на первых пяти листах. Я ни в коей мере не могу представить напи-7=нное на прекрасной и понятной латыни на остальных страницах книги, ибо Господь покарает меня, поскольку если представить себе, что все жители земли имеют одну-единственную голову, поступок этот был бы сравним с попыткой отрубить ее одним ударом. Итак, имея у себя эту чудесную книгу, и ночью, и днем я только и делал, что изучал ее, старательно постигая описанные в ней операции, но мне было неведомо, какую материю следует брать за исходную; из-за этого я часто предавался грусти и вздыхал, оставаясь наедине с собой. Моя жена Пернелль, которую я любил как самого себя и с которой мы тогда только недавно поженились, была весьма удивлена моим поведением, утешала меня, как могла, искренне интересуясь, каким образом она могла бы избавить меня от этой напасти. Я не смог удержать язык за зубами и рассказал ей все, а также показал книгу, увидев которую она в тот же миг полюбила ее не меньше, чем я, и в дальнейшем находила огромное удовольствие в рассматривании гравюр, рисунков и инкрустаций, коими была украшена книга. К тому же мне служила большим утешением возможность поговорить с женой и обсудить, каким образом следует интерпретировать изображенные в книге символы.
В конце концов прямо в своем доме я изобразил как можно ближе к оригиналу все фигуры, нарисованные на четвертом и пятом листах, и затем показывал копии многим книжным людям Парижа, но они понимали в них ни граном больше, чем я. Я объяснял нм. что эти изображения были найдены в книге, посвященной Камню Философов, но большая часть моих гостей подшучивали надо мной и благословенным Камнем, пока мне не встретился некий мэтр Ансольм, имеющий диплом в области медицины и знающий эту науку весьма хорошо. Он выразил огромное желание увилетъ мою книгу, и не было в мире ничего, чего бы он не был готов сделать ради этого, но я всегда твердил ему, что книги у меня нет, и только лишь на словах подробно описал ему изложенный в ней метод. Он сказал, что первая картина изображает всепожирающее время и. в соответствии с количеством заполненных страниц, шесть лет уходит на завершение Камня, после чего следует перевернуть часы и завершить нагревание. И когда я сказал ему, что это было изображено только с целью описания первичного агента (так было указано в книге), он ответил, что нагревание в течение шести лет, должно быть, является вторичным агентом. Он также подтвердил, что первичный агент был там изображен, и что, конечно, это белая и тяжелая вода, которая, несомненно, является быстрым серебром, каковое представленные на картине люди не смогли ни зафиксировать, ни отрезать ему ноги, то есть лишить летучести, и что т лысо при помощи долгой варки в чистейшей п- вя младенцев можно заставить это быстрое серебро соединиться с золотом и серебром и пре-оатнтъся вместе с ними сначала в растение, по-изображенному в книге, а впоследствии, аз»-идя через разложение, в змей, которые, булучи Ишхушены и выжарены на огне, могут быть реду-2з?рованы в порошок, а он и есть Камень.
Вышеизложенное послужило причиной тому, ТТ’”25 в течение двадцати одного года, прошедших г м- <чента знакомства с Ансолъмом, я провел тысячи нагреваний (по никогда с кровью, поскольку это Тыла бы преступно и отвратительно). К тому же к нашел в книге, что философы называли кровью минеральный дух, присз'тствуюшии в металлах, в •основном в солнце, лупе и меркурии1, к соединению есторых я всегда стремился; к тому же интерпретации Ансольма производили на меня впечатление скорее хитроумных, нежели правдивых. Так, не наблюдая в своей работе признаков описанных в книге этапов, я вынужден был каждый раз начинать все заново. В конце концов, потеряв всякую надежду когда-либо понять истинное значение фигур, я поклялся Господу и святому Иакову Галисийскому, что отправлюсь на поиски иудея духовного звания, из тех. кто служит в синагогах Испании, который бы смог помочь мне в этом деле.