Али-Баба и сорок разбойниц
Шрифт:
Вздыхая, Зина шла по дороге и вдруг увидела в снегу кошелек, красивый, кожаный, дорогой. Зиночка подняла его, раскрыла и ахнула. Все три отделения были набиты деньгами: российскими рублями и американскими долларами. Зина сразу поняла, кто потерял состояние: баба в шубе. В их деревне никто не владел такими сокровищами, а если даже и была у местных богатеев подобная сумма, то ходить с ней по улицам они не станут, спрячут в избе или сарае от беды подальше.
Ноги понесли Зину к коттеджам. Она показала охранникам находку, те, покачав головами, велели ей подождать, и спустя пару минут перед Зиной вновь оказалась дама в мехах.
Оглядев оробевшую селянку, она демонстративно пересчитала
– Все на месте, до копейки.
Затем экономка вытащила пятьсот рублей и сунула их Зине:
– Бери.
– Спасибо, – пробормотала та, – дай вам Бог здоровья.
Потом, решив, что приключение закончилось, Зина повернулась, хотела было уйти, но ее остановил окрик:
– Ступай со мной.
Женщина привела ее в роскошно обставленную кухню и устроила ей форменный допрос. Зина покорно отвечала на вопросы. Работает в больнице, мужа и детей не имеет, ухаживает за парализованной мамой… В конце концов лицо дамы посветлело, и она заявила:
– Меня зовут Анастасия Михайловна. Станешь приходить сюда каждый день, в девять вечера.
Зина кивнула.
– Надеюсь, – продолжала Анастасия Михайловна, – никому ни о чем не будешь рассказывать!
Вот так Зина оказалась при новой службе. Хозяев она никогда не видела, внутрь дома ее не пустили ни разу. Анастасия Михайловна давала ей работу лишь на кухне: почистить серебро, вымыть тамбур и лестницу черного хода, надраить санузел, расположенный возле кухни, протереть в ней окна и подоконники. Раз в неделю приходилось вынимать из всех шкафов посуду, полировать полки и запихивать кастрюли назад. Нудная, тягомотная работа, частенько Зина орудовала до полуночи. Но она была счастлива. Каждый раз после того, как она заканчивала уборку, Анастасия Михайловна давала ей сто рублей, громадные деньги за такую ерунду. В больнице Зина за куда меньшую сумму должна была пахать намного больше. Впрочем, потом в коттедже ей начали платить сто двадцать рублей. К хозяевам частенько прибывали гости, и Зина находила на заднем крылечке пакеты, набитые бутылками, коробками из-под тортов, конфет и всяческих деликатесов.
– В контейнер не бросай, – предостерегала ее Анастасия Михайловна, – снеси на вашу свалку. Незачем наш мусорник забивать.
Зина кивала и перла мешки на деревенскую помойку. Жители Нистратова, особо не мучаясь, сваливали отходы в овраг, за деревней. Раз в году туда прибывала машина, и парни в оранжевых комбинезонах, отчаянно матерясь, перекидывали лопатами в кузов мусор.
В коттеджном же поселке отбросы укладывали в тщательно закрывающийся железный ящик. Мусорщик прибывал раз в неделю и менял полный контейнер на пустой, но частенько машина не приезжала, короб стоял переполненный, Анастасия Михайловна злилась, наверняка ее ругали хозяева, вот Зина один раз и предложила:
– Вы положьте грязь в мешки, я их на нашу свалку отопру!
Анастасия Михайловна обрадовалась, и с тех пор основная часть мусора на Зиночкином горбу переезжала в овраг. Зина была очень довольна, во-первых, к ее зарплате прибавилось двадцать рублей, во-вторых, в мешках, которые выставляла на задний двор Анастасия Михайловна, попадались чудные вещи. Зина всегда вытряхивала содержимое пакетов на краю оврага и тщательно рылась в нем. Безалаберность и глупость богатых людей ее поражали. Зине частенько попадались продукты: целые упаковки йогуртов, паштетов, соков, отправленные в утиль лишь потому, что им истек срок годности. Посмеиваясь, Зина забирала еду с собой, она-то знала, что все даты на пакетах ерунда. Они с мамой едят такое и очень довольны. А вещи! Если бы вы только знали, какие хорошие, нерваные и абсолютно не сношенные тряпки выбрасывали порой богатеи. То, что не подходило ей по размеру, Зина стирала и продавала на рынке.
В общем, жизнь налаживалась… Кончилось все так же, как и началось, совершенно внезапно. Вчера Зина, как всегда, явилась к Анастасии Михайловне и наткнулась на охранника, который мрачно сказал:
– Не бегай больше сюда, уехали хозяева!
– Куда? – испугалась Зина.
– Тебе какое дело? – обозлился секьюрити. – Вали отсюда.
Зина замолчала и затеребила рукав халата.
– Ладно, – кивнул я, – с коттеджами понятно! Откуда одежда, что в чулане валялась?
– Так я из мешка ее вытянула, – пояснила Зина, – мне в последний раз так свезло! Цельный пакет шмоток! Я с дежурства к Анастасии Михайловне удрала, я завсегда так делала, ночью в больнице работы нет, только водку пить. Она мне мусор сунула, я пошуровала – там одни тряпки, ну приволокла сюда. Разобрали мы их с бабой Симой, много хорошего нашли: кофты, джинсы, свитер… Она мне за все триста рублей дала! Триста! Для внучки купила! А юбочку бросили, она из очень плохого материала, мигом посечется, да и маленькая очень, у бабы Симы внучка здоровенная! Кофточка мне сначала ничего показалась, только на ней пятна были. Я ее в туалете и постирала, гляжу – на спине дырка. Ну вообще никуда не годится! Пятна, правда, отошли…
– Не помните, – перебил я ее, – какие они были?
– Пятна как пятна, – пожала тщедушными плечами Зина.
– Ну они бывают разные: от травы, вина, фруктов.
– Не, на кровь похожие, – сообщила Зина, – бурые такие. Я в больницах на белье насмотрелась! Знаете, чего вам посоветую? Никогда кровь горячей водой не застирывайте, ни в жисть не отойдет! Только холодной и хозяйственным мыльцем пошмурыгайте, вмиг словно новое станет! От пятен-то я избавилась, а дырка прям такая противная. Пришлось кофточку бросить!
– Там еще сапог лежал…
– И куда он мне один? – хихикнула Зина. – Люди по два носят.
– И шапочка.
– Ну уж дрянь так дрянь, – вздохнула Зина, – не пойми чего. Я ее на голову попыталась нацепить, чуть со смеху не умерла, сейчас, правда, многие странное носят. Только зима на дворе стоит, мороз, к чему тряпочная тюбетейка? Швырнула в чуланчике, надо было их в мусор пихнуть, да я забыла про шмотки.
– Расскажите мне, где эти коттеджи стоят, – попросил я.
– По дороге вперед ехайте, – зачастила Зина, явно обрадованная тому, что наш разговор заканчивается, – у кладбища налево, вверх, в горку…
Получив детальное описание дороги, я сел в «Мерседес» и порулил к загородным особнякам. Снегопад прекратился, неожиданно выглянуло солнце, и я невольно залюбовался пейзажем. Все-таки русской душе приятна зима. Как это там… «Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный…» Я не слишком люблю Пушкина и не очень понимаю, почему он считается отцом-основателем русской поэзии. До Александра Сергеевича были не менее, на мой взгляд, великие стихотворцы – Жуковский, Державин. Кстати, последнего потомок Ганнибала считал своим учителем…
Внезапно шоссе закончилось. «Мерс» уперся в железные ворота. Я вышел и, с наслаждением слушая, как под ногами хрустит девственно чистый снег, подошел к калитке, поднял руку к звонку и тут только сообразил, что стою возле особняка Андрея Павловича, того самого приятного парня, к которому меня привез несчастный, сумасшедший Кирилл…
В памяти мигом всплыла картина. Вот я сижу в уютном кабинете, входит женщина с подносом.
– Настя, – обращается к ней Андрей.
Настя! Анастасия Михайловна. Это, наверное, была она. Внезапно камера, установленная на столбе, с тихим шуршанием повернулась, и откуда-то сбоку прозвучал хриплый голос: