Али-Баба и сорок разбойниц
Шрифт:
– Вот какая ужасная история, – завершила Лида рассказ. – Просто трагедия! Да вы идите, на диванчик лягте!
– Мне пока не хочется, спасибо, – ответил я, – и что, Катя до сих пор неадекватна?
Лида покачала головой:
– Нет. Знаете, с этой Коротковой одни странности. В начале февраля мы тут подумали, что ей вообще конец пришел. Ломало ее, как наркоманку. Если бы мы не знали, что Катерина уже давно героина и не нюхала, подумали бы, что она с иголки соскочила! Переболела она, перетрясло ее, и выздоравливать начала, да какими темпами! Не поверите!
Лида продолжала бубнить, но я перестал ее слушать, она завершила повествование о Кате и Ирине и сейчас самозабвенно рассказывала о том, какие великолепные вещи можно купить в магазине.
Я молча смотрел на медсестру, навесив на лицо дежурную улыбочку. В голове бродили тяжелые мысли. Похоже, Семен Юрьевич не сказал нам ни слова правды. Соврал, что Катя лечится в Германии, а жена ухаживает за больной, ну не глупо ли? Ведь Наташа уже давно в могиле! Зачем он делает вид, что его супруга жива? Нет ответа на этот вопрос.
Глава 28
Нора трижды гоняла запись на диктофоне, прежде чем удовлетворенно сказала:
– Теперь многое проясняется!
– Да? – обрадовался я. – И что именно?
– Потом, – отмахнулась Нора, – значит, так! Насколько я понимаю, тебе завтра на работу в «Голубое солнце» не надо?
– А что, мне придется туда еще ездить? – испугался я.
Нора кивнула:
– Конечно. Там все собаки зарыты. Надо потолковать с Катей и еще кое-что сделать… Ладно, сейчас план работы на сегодня. Сначала ты идешь к Лизе Федькиной, благо она рядом живет, и попробуешь вытянуть из нее все о Кате и Ире. Кстати, что сказала Лида об Ире, помнишь?
– Ну, – начал я перечислять, – она очень добрая, нежно любила Катю, жалела ее…
– И как это вяжется с тем, что Ирина бросила родную мать в беспомощном состоянии?
– Иногда дети бывают немотивированно жестоки с родителями, – высказал я свою точку зрения, – отца или мать ненавидят, а к другим родственникам относятся нормально!
– Не знаю, не знаю, – протянула Нора, – мне кажется… Ладно. Сначала Лиза, затем поедешь к этой Фире Базилевич, надеюсь, ты догадался переписать ее телефон?
Я кивнул.
– Иногда ты демонстрируешь трезвый ум, – одобрила меня Нора, – начинай!
– Хотелось бы поспать часочек, – робко намекнул я.
– Ты в больнице всю ночь провел на ногах? – прищурилась Нора. – Так и не прилег?
– Покемарил на диване немного, одетый, и сейчас чувствую себя разбитым, – воззвал я к жалости хозяйки.
Но
– Ничего, – заявила она, – чем меньше спишь, тем дольше живешь! Давай, Ваняша, топай к Лизе, вряд ли она, учитывая то, что ее лишь недавно выписали из больницы, куда-нибудь ушла.
Делать нечего, пришлось мне ехать в Калистратовский проезд. Поднявшись на третий этаж, я ткнулся носом в ободранную дверь, тщетно поискал звонок и принялся колотить ногой в филенку.
– Ща, бегу прямо, – донесся крайне недовольный скрипучий голос, – чего трамтарарам подняли! Ну народ, ваще!
Загремел замок, залязгала цепочка, и передо мной возник мужик, одетый в черную от грязи майку и тренировочные штаны, вытянутые на коленях. Увидав меня, он обозлился и довольно грубо спросил:
– И чего тебе надо?
– Федькины здесь живут? – осведомился я. – Лиза и ее бабушка?
Мужик почесал загривок, потом повернулся и заорал:
– Маня, поди сюда!
В раскрытую дверь тянуло горелым тестом. Я увидел, как откуда-то сбоку вышла дородная баба в халате, поверх которого был завязан цветастый фартук. Вытирая ладони о полотенце, она приблизилась к мужику и укоризненно спросила:
– Чего орешь?
Тот ткнул в меня пальцем:
– Вот ему Федькиных надо!
Бабища поморгала, шмыгнула носом и ляпнула:
– А они померли все!
– Кто? – спросил я от неожиданности.
– Так и Надька, и Карелия Ивановна, – пояснила бабища. – Надьку давно схоронили, и не упомню уж, в каком году… Вась, когда Олька в первый класс пошла?
Василий надулся:
– Ну, так… в семьдесят втором!
Жена шлепнула его полотенцем.
– Ваще все мозги пропил! Мы еще тогда и женаты не были.
Потом она повернулась ко мне.
– В общем, давно Надька преставилась, хоть и моложе меня была. А Карелия Ивановна тоже на погост отправилась, ихние две комнаты таперича наши, отдельная квартира у нас будет!
Я растерялся окончательно:
– А Лиза? Она где?
Василий рыгнул.
– Ее еще когда в дурку сдали! Сумасшедшая она, скажи, Мань!
Та укоризненно покачала головой:
– Вовсе нет, просто она в школе учиться не могла, с мозгами у ней беда. Уж как Надька плакала, и Карелия Ивановна тоже. Ну никуда Лизку пристроить не могли, ни одной приличной профессии не обучить, ни волос не пострижет, ни ногтей не почистит. А так ничего девка.
– Ага, – кивнул Василий, – в особенности когда на мать с ножом кидалась.
Маша вздохнула:
– Ну да, поэтому ее в интернат и сдали, выросла, заневестилась, мужика захотела, а кто ж на такую польстится, вот она и злобилась. Надька, пока жива была, справлялась, а когда померла, Карелия Ивановна повыла да и отвезла обузу в интернат.
– И где сейчас Лиза?
Маша передернула монументальными плечами.
– Фиг ее знает, небось в интернате, где ж ей быть-то?
– Она не приходила сюда?
– Когда?
– Недавно.
Василий нахмурился.