Али Бабаев и сорок покойников
Шрифт:
Гутытку оживился.
– Однажды Кац решил записаться в ниндзя и купил черный плащ с капюшоном…
Позади взвыла сирена. Кабул, окончательно проснувшись, зарычал. Прервав историю, Гутытку произнес:
– А вот и дорожная полиция, Бабай. Однако нам сигналят.
Бабаев свернул на обочину и остановился. Полез было в карман за депутатским удостоверением, да вспомнил, что оно в столе, в офисе на Лесной. Чертыхнулся, вытащил права, паспорт и воинский билет.
В окне замаячила усатая рожа.
– Сержант Кузьмин. Нарушаем, господа-товарищи?
– Это федеральная трасса, – сказал Бабаев. – Я ехал быстро, но с дозволенной скоростью.
– С дозволенной, – подтвердил сержант Кузьмин, изучая бабаевские документы. – Тут претензий нет. Но ехали быстро и выехали на встречную полосу. В неположенном месте. Хоть ты и пан полковник, а в неположенном нельзя. Никак нельзя.
– Меня подрезали! И ты, сержант, это видел! – рявкнул Бабаев.
Сержант ухмыльнулся и махнул в сторону своей машины.
– Кого я могу догнать на этой развалюхе, тот и виноват. Штраф платить будем?
Бабаев понял, что пререкаться бесполезно.
– Сколько?
– Пятьсот по квитанции или триста сюда.
Сержант Кузьмин подставил широкую ладонь. Кабул грозно рыкнул и потянулся куснуть наглеца.
– Придержи собачку, полковник. Я ведь к тебе со всей душой… А могу две квитанции выписать, и обе – по пятьсот.
– Знал бы ты, от кого бакшиш получаешь, – с горечью молвил Али Саргонович, отсчитывая три сотенные. – Не от полковника Бабаева – от законодательной ветви власти! От депутата Государственной Думы!
– Загибаешь, полковник. Депутаты на «жигульках» не ездят, отозвался сержант Кузьмин, спрятал деньги и был таков.
Кабул скалил зубы и глухо рычал – должно быть, не нравились ему мздоимцы. Развернувшись на сиденьи, Гутытку потрепал пса по спине, почесал за ушами. Задумался, что-то вспоминая, и произнес:
– Предупреждал дед Мойше: береги задницу от геморроя, а мошну от гаишника. Так и есть! Однако ты расстроился, Бабай… Хочешь, я за руль сяду?
– Я думал, Гут, ты на собаках да оленях ездишь, – сказал Бабаев в изрядном удивлении. – Где водить научился?
– Научился… – Гутытку неопределенно повел рукой.
Они поменялись местами. Вскоре Али Саргонович убедился, что на джадида можно положиться: ехал он точно по струнке, скорость держал уверенно и не лихачил. Вспомнились Бабаеву слова Тутуна Зензинсона насчет «машина водить» и невольно подумалось, что всех талантов своего помощника он еще не знает. Вдруг Гутытку и в английском спец?… Вдруг и с топориком управится, если злодей полезет в юрту?…
– Гляди-ка, Бабай, – вдруг сказал Гутытку. – Не тот ли хакпур, что нас обогнал?
На обочине виднелся знакомый силуэт. Хозяин, покинув свой наземный крейсер, облегчался в придорожных кустиках, а его приятель курил, облокотившись на заднюю дверцу. Оба – мужики под тридцать, коротко стриженые, с квадратными плечами, одетые щеголевато: золотой цепью курильщика можно мамонта удавить. То ли бандиты, то ли новые русские, подумалось Бабаеву.
– Тормози, – велел он Гугытку и, когда «жигуль» замер метрах в пяти от «ландкрузера», вылез из машины. Хозяин заморского дива уже закончил свои дела в кустах и с сосредоточенным видом подтягивал штаны. Его приятель бросил равнодушный взгляд на Бабаева и отвернулся.
– Слушай, хурдак [24] , – сказал Али Саргонович, – ты мне триста рублей должен. Плюс моральную компенсацию.
Водитель «ландкрузера» застегнул ширинку и покосился на Бабаева. Так чугунная сковорода могла глядеть на ситечко для чая.
– Я тебе ничего не должен, чурка. Разве, бля, по чучмекской твоей роже.
Голос у него тоже был как у чугунной сковороды.
Холодная ярость охватила Бабаева. Гневался он редко, но в гневе был страшен и отвечал на оскорбление с той скоростью, с которой молния падает с небес.
24
Хурдак – младший (арабск.).
– Придется обойтись моральной компенсацией, – процедил он сквозь зубы и метким ударом поставил хурдаку фингал под левым глазом.
Лицо стриженого побагровело. Он размахнулся, целясь Бабаеву в висок, и заорал:
– Ты, падла черномазая! Ты откуда взялся, бля? Из Душанбе? Ну, сейчас будет тебе дюшанбей по яйцам и почкам! Жеваной бумагой станешь харкать!
Его кулак просвистел мимо уха Бабаева.
– У молодого льва больше страсти, у старого – злости, – заметил Али Саргонович и поставил хурдаку фингал под правым глазом. Потом свернул нос на бок.
– Колян! Бля, Колян! – завопил его противник. – Ты че стоишь, Колян?
Но Колян вовсе не стоял, а лежал на асфальте, корчась, подвывая и держась за промежность. Стоял Гутытку, с сочувствием глядя на мучения Коляна. Кабул, приподнявшись на заднем сидении, тоже обозревал поле сражения. Удивительно, но сейчас ротвейлер не скалился и не рычал, как на сержанта Кузьмина, а вел себя спокойно, как подобает псу, которому не подали команду «фас!». Должно быть, понимал, что случай совсем другой, чем с сержантом, и что хозяева справятся своими силами.
Водитель «ландкрузера» ощупал нос и уставился на пальцы. Пальцы были в крови.
– Бля! Ты мне лицо разбил, гнида!
– А зачем ты его подставил? – откликнулся Бабаев и приемом кхун-фук сшиб противника на землю. Потом приказал: – Лезьте под машину, ослиный кал. Оба!
Места под «ландкрузером» было много, и оба стриженых там поместились. Али Саргонович заглянул в салон, ухватился за руль, выдрал его вместе с рулевой колонкой и зашвырнул в кусты. Это его немного успокоило.
– Мужик, а, мужик! – послышалось из-под машины. – Не жить тебе, фраер недорезанный! Своей смертью помрешь, так выкопаем и кишки на шкворень намотаем! Бля буду, а достану! Номер твоей тачки я запомнил! Пробьем через легавых!