Алиби на выбор. («Девушки из Фолиньяцаро»).
Шрифт:
— Вы, конечно, лжете?
Аделина лучезарно улыбнулась:
— Вы так думаете?
— Не только думаю, я в этом убежден.
Ее серебристый смех окончательно взбесил полицейского. Он схватил девушку за плечи и довольно грубо встряхнул.
— Вы воображаете, что можете одурачить меня вашими хитростями? Лгунья! Слышите? Вы лгунья! Самая отъявленная из всех! Остальные довольствовались тем, что пытались меня навести на ложный след, тогда как вы, зная, что вы красивы и внушаете желание поцеловать вас, взять
— Но вы уже держите меня в ваших объятиях, синьор… Он сразу выпустил ее и стоял в нерешительности. Она воспользовалась этим, чтобы его заверить:
— Несмотря на все это, синьор, вы мне очень симпатичны и имя Маттео мне очень нравится.
Он ушел, не отвечая, так как не знал, что ответить.
Втайне Тимолеоне Рицотто был на стороне Амедео и его защитников, но когда он увидел, как расстроен миланский полицейский, то не мог не пожалеть его. Прийдя в участок, Чекотти уселся в уголок и продолжал там сидеть, погруженный в задумчивость. Тимолеоне не решался прервать ее.
— Скажите, синьор… Они все такие в Фолиньяцаро? Рицотто, не ожидавший вопроса, вздрогнул.
— Простите?
— Я спрашиваю, все ли девушки в Фолиньяцаро такие, как те, с которыми я встречался.
— Думаю, что да…
— Это ужасно…
— Уверяю вас, синьор, к этому привыкаешь!
— Ваша жена была родом отсюда?
— Да.
— И несмотря на это, вы на ней женились? Вы смелый человек…
— А также неосторожный.
— Извините мое любопытство, синьор… Это долго продолжалось?
— Около тридцати лет.
— И… очень вам было тяжело?
— Очень.
— В общем, обладая таким опытом, вы, вероятно, отсоветовали бы жениться всякому разумному человеку?
— Это зависит от того, на ком.
— Во всяком случае, не на девушке из Фолиньяцаро?
Маттео не удалось узнать ответ Тимолеоне, потому что в эту минуту дверь кабинета распахнулась под натиском похожего на гориллу человека, на котором буквально висел карабинер Бузанела. При виде этой картины Тимолеоне закричал:
— Что это означает? Что тебя принесло сюда, Кристофоро Гамба? Кто тебе разрешил войти? Бузанела, вышвырни его вон!
Смехотворное приказание! Бедный Иларио и так делал неимоверные усилия, стараясь задержать колосса, который подошел к Чекотти и крикнул ему прямо в лицо:
— Это вы полицейский из Милана?
Возмущенный грубостью этого обращения, Маттео, в свою очередь, высокомерно спросил:
— А вы кто?
В это мгновение его собеседник схватил его за лацканы пиджака, оторвал от стула и поднял сантиметров на десять от пола. Маттео висел в воздухе, тщетно болтая ногами, чтобы освободиться, и понимая всю нелепость своего положения. Тимолеоне в ужасе закричал:
— Ты отправишься за это в тюрьму, Кристофоро!
— Плевать я хотел! Для меня честь сестры на первом месте!
Этот неожиданный ответ сразу заставил Рицотто забыть о своем негодовании. Щепетильность его соотечественников в некоторых вопросах была ему хорошо известна, и он стал опасаться худшего. Кристофоро тем временем вернул Чекотти на землю и стал страшно его трясти.
— Что вы сделали с Аделиной? Сейчас же скажите, что вы с ней сделали?
— Я? Но… но я ничего с ней не сделал!
— Почему, в таком случае, я застал ее всю в слезах, когда зашел в сад?
— Как я могу это знать?
— А если я придушу вас, память к вам, может быть, возвратится?
Понимая, что в таких обстоятельствах силу применить невозможно, начальник карабинеров попробовал прибегнуть к убеждению, чтобы усмирить обезумевшего парня.
— Рассуди сам, Кристофоро, если ты его придушишь, то ведь он уже никогда ни о чем не вспомнит!
Но логика этих слов ускользнула от брата Аделины.
— Она поклялась мне, что вы обняли ее!
— Это правда, но…
— Он признался! Вы слышали? Он признался! За дело! Сейчас я придушу его!
В это время Бузанела, незаметно вышедший перед этим, вернулся, держа в руках бутылку, к счастью, пустую, которую он тут же разбил о голову Кристофоро, ухнув при этом, как дровосек. Кристофоро повалился на пол, как подкошенный. Иларио воспользовался этим, чтобы надеть на него пару крепких наручников, после чего гордо выпрямился в предвкушении поздравлений, которые не заставили себя ждать.
— Превосходная инициатива, Иларио. Оставайся около него, и если он попытается встать… действуй согласно инструкции. Что касается вас, синьор инспектор, позвольте выразить вам мое сожаление по поводу вашей неосторожности!
Чекотти, который, весь дрожа от унижения, приводил в порядок свою одежду, заорал:
— Неосторожность?!
— Да ведь ухаживать за Аделиной Гамба — это безумие!
— Но я даю вам слово…
— Я знаю, синьор, она, безусловно, самая красивая девушка в Фолиньяцаро, но я также знаю, что ее отец и брат страшные грубияны. Они всегда готовы наброситься на каждого, кто посмотрит на Аделину не так, как им хочется!
— Повторяю, синьор, я не позволил себе ни малейшего неуместного жеста по отношению к этой девушке!
— Согласен, синьор инспектор, согласен… Вы, вероятно, держали ее в объятиях для того, чтобы заставить ее смотреть вам прямо в лицо во время допроса? Заметьте, однако, что у нас не привыкли к этим миланским методам, вот почему…
— Клянусь вам, синьор, что… А впрочем, какая разница?
Оба на минуту замолчали, потом Рицотто снова заговорил. Тон его выражал братское сочувствие.
— Вы поэтому меня спросили, что я думаю о браке, да? Значит, Аделина так сильно вам нравится?