Алмаз, погубивший Наполеона
Шрифт:
Опередив немилость, Питт покинул Индию в сентябре 1709 года на «Хизкоуте». Двенадцать лет при всевозможных меняющихся обстоятельствах он удерживал за собой этот драгоценный пост. В то же время Франция входила в суровую зиму 1709 года, время массового голода, когда Рона покрылась льдом и оливковые деревья замерзали на корню. Целые семьи голодали и умирали в своих хижинах, а король и его знать отправляли свои тарелки на монетный двор, переплавляли серебряную мебель и ели в Версале овсяный хлеб.
Несмотря на все предпринятые Питтом предосторожности хранить камень в тайне не удалось, и разговоры о бриллианте, крупном, как яйцо, шли по всему Лондону, по всей Европе. И неудивительно,
27
Дом, давший приют «Регенту», стал теперь загородным домом герцога Веллингтона, победившего императора при Ватерлоо. Императора забавляет, что тот держит там, как мы слышали, бюст императора работы Гудона — император в бытность его первым консулом, равно как и его бюст в виде римского императора. (Примеч. Лас-Каза.)
— Садитесь, Силла, — сказал император, неверно цитируя Корнеля, как он делает всякий раз, когда мы приступаем к диктовке, — и скажите мне, докуда вы дошли в вашей другой истории.
— Я так и сделал, а он спросил, по-прежнему ли я занимаюсь выдумками.
— О, разумеется, сир, должен признаться, я вообразил многие вещи и придумал многие слова, ибо не смог найти очень многих документов.
— Chi cerca trova, [28] — сказал он по-итальянски. — Но не здесь. Расскажите мне еще о бриллианте, — сказал он, шевеля кончиком сапога выветренные осколки известняка, поскольку в тот день мы устроились в беседке. Он сгреб небольшую кучку и вторгся в ее периметр клином камешков, которые толкал кончиком другого своего изношенного сапога.
28
Кто ищет, тот найдет (ит.).
— Вулканическое давление производит такие крупные алмазы глубоко в недрах земли, а потом они выталкиваются на поверхность, не так ли?
Я кивнул.
— Стало быть, в этом особую роль играют вулканы, потому что этот алмаз, как вы пишете, сотворен вулканом, а мы заключены на острове вулканического происхождения. Разве это не любопытное совпадение?
Розовые фламинго, выстроившись клином, направлялись к океану, и, пролетая над лавовым полем, окликали друг друга. Мы оба повернулись, чтобы взглянуть на них, словно то были последние птицы на земле.
— Начнем.
(Он не спрашивал.)
— Semper paratus, — сказал я, используя девиз моего фамильного герба, что означает «Всегда готов», когда мы вошли в дом. Стены его кабинета были испещрены пятнами черной плесени, островами неведомого мира.
После пяти часов скорописания почти без перерывов — только на то, чтобы расправить затекшие конечности и съесть то, что принес нам Али, — он наконец остановился. Я облегченно вздохнул и спросил, не устал ли он. В ответ он предложил мне приложить руку к его груди. Я не услышал никакого сердцебиения и отпрянул, как от ожога.
— Разве вы не видите, я прекрасно себя чувствую? Я создан, чтобы работать вот так. Не тревожьтесь. Мой пульс всегда замедлен. Давайте продолжим, потому что сегодня хорошо работается.
Так мы и сделали, пока я не опустил перо. Перед глазами у меня была сплошная чернота.
— Я не могу повторить. Из-за вас я потерял мысль, — сказал император. Но потом сжалился. — Откройте окно.
Все наши окна были 'a la guillotine, [29] верхняя половина закреплялась удерживающим ее болтом.
29
В виде гильотины, т. е. опускные (фр.).
Я задернул то, что осталось от зеленых занавесок из тафты, и пятна синего вечернего света, проникшего сквозь дыры, легли на пол, как маленькие алмазы, напомнив мне о другой моей задаче.
7
«БРИЛЛИАНТ ПИТТА» ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ
Томас Питт плыл на север и чувствовал, что жара уже не так мучает его тело. Но не отпускали воспоминания о розовых цветах и опахалах, колышущихся в наполненных розами комнатах, о чайных плантациях, лежащих зелеными квадратами, о слонах и пальмах, о мусульманах в тонких свободных одеяниях, подающих серебряные блюда и вино из винограда последнего урожая, о крокодилах, шелке, ароматичных маслах и зловонии. Он знал, что никогда не вернется в Индию.
Бриллиант не только не был продан, он порождал проблемы — еще до того, как Питт отбыл из Индии, и проблемы следовали за ним вокруг мыса Доброй Надежды, всходили на датский корабль, входили в Норвегии в Берген, где 10 июля 1710 года он почувствовал, что должен написать объяснительное письмо по поводу приобретения бриллианта.
Из Копенгагена Питт просил Роберта прислать ему модель «Великого Питта» и кредитное письмо на тысячу фунтов. Он собирался заняться делом. Он отвез модель в Амстердам к тем же евреям, которые видели модель, привезенную Робертом. Он не доверял сообщениям Роберта. Евреи качали головами, многие из них пожимали плечами, переговариваясь между собой, потому что кто же видывал такое чудо? Все подсчеты казались бесполезными.
В Лондоне Роберт встретил отца в доках с новым дорожным париком, как того потребовал губернатор. На палубе Питта ожидали непривычные уху шумы и крики британских птиц в сером воздухе. Он увидел своего нового камердинера и двух лакеев, стоявших подле большого экипажа, — модные синие с серебром ливреи настораживали. Он произвел кое-какие подсчеты.
— Роберт, ты никому не проболтался? — спросил он. — Меня уже называют Бриллиантовым Питтом. Я слышал это по всему Амстердаму.
— Всякий раз, когда меня спрашивают о бриллианте, я отвечаю, что мне хотелось бы, чтобы это было правдой, — ответил Роберт, который мог бы также сказать, что весь Лондон знает о бриллианте, что в кофейнях давно уже говорят о нем как об известной диковине.
Губернатор рассматривал располневшего сына, его богатое платье и остатки еды на губах. Они прошли в каюту, Роберт вынул бриллиант из каблука своего сапога и подал отцу. Губернатор уселся на стул из серебра и слоновой кости и стал рассматривать камень. Тот был немного меньше ожидаемого, но гораздо ярче, и горел так, что Питта охватил трепет.
Бриллиант был теперь примерно в дюйм с четвертью и на весах, которые Питт достал, потянул почти на унцию и одну восьмую. Он был тяжелее, чем его модель, и совсем иной. На взгляд Питта он выглядел и ощущался как нечто очень важное. Он поднес камень к губам и почувствовал маленькую холодную площадку.