Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник] [с илл.]
Шрифт:
— А вы, фон Шпеер? Вы что скажете?
— Если вы настаиваете на моем ответе, Ваше Величество, то я считаю, что Наполеону должно было пасть при Ватерлоо.
Кайзер схватил его за руку.
— Вот родственная душа! Вы убедили меня, что моя честь останется незапятнанной, как бы я ни поступил. Но есть нечто превыше чести. Это то, что мы называем героизмом, когда человек совершает более того, что ему должно. Наполеону не удалось подняться до таких высот. А теперь прощайте, господа. Будьте уверены, что я тщательно обдумаю все, что вы мне сказали, и объявлю
Император сел, подперев голову руками. Сперва он услышал щелканье каблуков и звон шпор в зале, затем рев мотора за окнами. Более получаса он сидел неподвижно, погруженный в глубокие раздумья. Затем он внезапно вскочил на ноги, воздев руки к небу.
— Боже, дай мне силы! — воскликнул он.
Кайзер потянулся к кнопке звонка, и тотчас же появился слуга.
— Скажите капитану фон Манну, что я жду его.
Мгновение спустя в кабинет вошел молодой офицер с румяным лицом и быстрыми умными глазами. Он вытянулся и отдал честь.
— Зигурд, — начал император, — всех нас ждут очень тяжелые времена. С настоящего момента я освобождаю вас от данной мне присяги и от всех ваших обязанностей. Насколько мне известно, принц Макс фон Баден уже успел по собственной инициативе снять присягу со всей армии.
— Я не желаю слагать присягу и всегда останусь верным своему императору.
— Но я не хочу вовлекать вас в то, что может закончиться трагедией.
— Я горю желанием участвовать в этом.
— А если это грозит смертью?
— Даже так, государь.
— Я говорю это вполне серьезно. Вы погибнете, если последуете за мной до конца.
— Я не желаю себе лучшей участи, Ваше Величество.
Кайзер схватил молодого человека за руку.
— Тогда мы товарищи в великом деле! — воскликнул он. — Садитесь рядом, и давайте обсудим дальнейшие планы. Трусливое самоубийство — не выход для императора. Ему должно умереть более достойно, и мне предстоит решить, как это сделать.
Вечером того же дня на железнодорожной станции Спа происходили весьма интересные события, о которых, однако, не знал никто, кроме троих их участников. Разворачивались они в кабинете начальника станции за закрытыми дверями и наглухо зашторенными окнами. За круглым столом сидели трое, освещенные яркой лампой под потолком.
На путях лязгали, гудели и свистели поезда, на платформе царили давка, ругань и беспорядок. Несмотря на это торжество анархии, человек, чьей прямой обязанностью являлось навести хоть какой-то порядок, сидел за столом с таким изумленным выражением лица, что было совершенно ясно — все происходившее снаружи его нисколько не волновало. Начальник станции Баумгартен, расторопный, сметливый, моложавый человек, которого можно встретить при любом штабе, был поглощен тем, что объяснял сейчас старший из двух посетителей. Этот человек, одетый, как и его спутник, в плохо сидящий серый твидовый костюм, изучал железнодорожную карту, а его молодой товарищ заглядывал ему через плечо.
— Всего одна пересадка, Ваше Величество, — произнес начальник станции.
— Понимаю, — ответил император, упираясь пальцем в Кельн.
— Если проскочим этот пункт, мы в безопасности. Однако чрезвычайно важно, чтобы нас никто не узнал.
— К сожалению, государь, ваше лицо слишком известно и приметно, так что это невозможно.
— Думайте же, думайте! — нетерпеливо воскликнул молодой спутник кайзера. — Выход должен быть найден, должен!
Баумгартен почесал в затылке и задумчиво зашагал по комнате. И тут его словно осенило. Он резко остановился и повернулся к столу.
— На путях стоит вагон — рефрижератор, Ваше Величество. Он только что прибыл из Голландии со свежими овощами. Можно выключить холодильную установку. Вагон без окон, с плотно закрывающимися дверьми. Если Ваше Величество соизволит…
— Без чинов и титулов, — сказал кайзер, опасливо оглядываясь.
— Хм, сударь, если вы согласитесь следовать в столь стесненных условиях, мы напишем на нем «Не открывать» и прицепим к первому же поезду на Киль.
— Превосходно. Лучше и быть не может. Проследите, чтобы туда загрузили съестные припасы и воду.
— И кровать, Ваше… и кровать, сударь.
— Нет — нет! Хватит соломенных матрацев. Когда мы сможем выехать?
— В течение получаса. Но как вы незамеченным пройдете по платформе?
— Я предусмотрел подобную ситуацию, — сказал адъютант, вынимая из кармана бинт. — Если вы, сударь, не возражаете сыграть роль раненного в лицо офицера, я легко изменю вашу внешность.
— Моя рана в сердце, — ответил кайзер. — А как же мой штатский костюм?
— В нынешнее время людям не до логических рассуждений. — И несколькими умелыми движениями молодой офицер обмотал бинтом лоб императора, а затем двумя диагональными нахлестами скрыл его знаменитые усы. — Теперь, я думаю, все в порядке.
— Отлично, Зигурд. Мы подождем здесь, герр Баумгартен, и выйдем по вашему сигналу.
И вот тридцать шесть часов спустя начальник вокзала в Киле, убежденный монархист, уже сбивал замки с вагона — рефрижератора. Оттуда вышли средних лет мужчина с замотанной бинтом головой, как будто он был ранен в лицо, и его молодой спутник, ухаживавший за ним с трогательной заботой. Оба они устали и продрогли, но начальник станции быстро проводил их в свою комнату, где их ждали горячий кофе и пышущая жаром печка.
— К вашим услугам, государь. Приказывайте.
— Вы вскоре все узнаете, — сказал кайзер. — А пока что доставьте эту записку или же передайте ее с надежным человеком лично адмиралу фон Дрота. Когда он прибудет, проводите его к нам.
Часом позже донельзя изумленный офицер в форме императорского флота переступил порог скромно убранной комнаты, весь дрожа от верноподданнических чувств и рвения. Он опустился на одно колено, но император приказал ему подняться.
— Мой дорогой адмирал, время подобных почестей миновало. Разве принц Макс не объявил о моем отречении? Признаться, для меня это явилось новостью! Вот теперь мой трон. — И он указал на простой стул.