Алмазная пыль
Шрифт:
Среднего роста, тонкая, как тростинка, с удивительно красивой осанкой и гордо поднятой головой, она напомнила ему средневековые портреты благородных семейств. Было в ней что-то от тех женщин, помнивших свою родословную до седьмого колена.
Пепельные волосы, собранные в хвост на затылке, немного пахли полынью, а огромные серые глаза со странным раскосым разрезом смотрели на Пашку с интересом и любопытством. Средней полноты, чётко очерченные губы прятали в уголках рта озорную улыбку, а прямой, тонкий нос словно принюхивался к его запаху.
Вспомнив, в каком виде
– Прошу прощения за свой вид, но пере– одеться мне просто не во что.
– Вам не за что извиняться, – с удивлением улыбнулась девушка. – Я знаю, что вас эвакуировали в срочном порядке.
Разом вспомнив, кто он и где находится, Пашка невольным жестом прикоснулся к своему лицу и, словно обжегшись, отдёрнул руку. Опустив голову, он отступил в сторону и принялся исподтишка наблюдать за девушкой. Словно почувствовав его взгляд, она быстро обернулась и, с интересом посмотрев на него, тихо спросила:
– Вы не обидитесь, если я задам вопрос?
– Спрашивайте, – растерянно пожал плечами Пашка.
– Вам очень больно было? – осторожно, с расстановкой, словно боясь причинить боль, спросила она.
– Не помню, – честно признался Пашка. – Я тогда сознание потерял, ничего не помню. Больнее потом стало. Здесь, – добавил он, ткнув себя пальцем в грудь.
– Когда потом? – не поняла она.
– Когда увидел, что с лицом стало, – тихо ответил Пашка.
Понятливо кивнув, она быстро смела осколки в совок и, ссыпав их в пластмассовое ведро, собралась выкатить из номера столик. Сообразив, что она сейчас уйдёт, а он останется совершенно один, Пашка быстро шагнул к столу и, схватив сигареты, быстро предложил:
– А давайте мы с вами чаю попьём. А то тот официант вместо чая мне хамить начал. Вы не торопитесь? – с надеждой спросил он, глядя на девушку.
– Вообще-то нам не положено с постояльцами общаться, – растерянно ответила она, с сомнением поглядывая на заварочный чайник и пустые чашки.
– А вы и не общаетесь. Вы обслуживаете постояльца и развлекаете его, – быстро нашёлся Пашка. – А вообще, запомните сами и передайте своему начальству. Я не обычный постоялец. Если они начнут мне мешать, я, недолго думая, самому Куклову пожалуюсь. Посмотрим, что они после этого запоют.
– А вы не боитесь? – с изрядной долей ехидства спросила она.
– Чего? – не понял Пашка.
– Куклов далеко, а они тут, рядом. Кто знает, как оно может сложиться.
– Как бы не сложилось. Начнут гадить, головы поразбиваю. А поведут себя правильно, и я в драку не полезу, – жёстко отрезал Пашка. – Так что? Попьёте чаю со мной? Если не противно, – тихо добавил он.
– Не говорите глупостей, – горячо возразила девушка. – Сейчас чайник принесу.
Подхватив ведро с мусором, она выскочила в коридор. Но спустя несколько минут вернулась, неся руке в электрочайник. Ловко воткнув вилку в розетку, она щёлкнула кнопкой включения и, повернувшись к Пашке, спросила:
– Может, вы есть хотите? Вы не стесняйтесь, скажите, я принесу.
– Спасибо, я не голоден, –
– Похоже, у вас обезвоживание, – задумчиво ответила девушка. – Нужно будет врачу сказать.
– Не вмешивайтесь в это. Я сам скажу, – вздохнул Пашка, закуривая очередную сигарету.
В наступившей тишине звонко щёлкнул выключатель закипевшего чайника. Поднявшись, девушка ловко налила чай и, поставив перед Пашкой его чашку, присела на краешек кресла, задумчиво глядя на него своими глазищами цвета ночного тумана. Пригубив из налитой чашки, Пашка в очередной раз вздохнул и, понимая, что наступившую тишину нужно как-то нарушить, задумчиво спросил:
– Вы не против, если мы попробуем начать с самого начала?
– Это как? – не поняла девушка.
– Как вас зовут?
– Татьяна, – чуть улыбнувшись, ответила она.
– А меня Пашка, – усмехнулся он, разведя руками.
– А почему Пашка, не Павел, например? Вроде уже не мальчишка, – мило улыбнулась Татьяна.
– Привычка. Меня так с самого детдома зовут. Пашка. Так и живу.
– И давно?
– Что давно?
– Давно ты один? – от удивления она незаметно для себя перешла на ты.
– По документам с четырёх лет, – грустно улыбнулся Пашка.
– По документам? А по-настоящему?
– Не помню. Меня когда сбили, ранили сильно. Говорят, крепко башкой приложился. Две недели как в себя пришёл. Потому и не помню ни черта.
– Интересно. Для двухнедельного вы уж очень ловко дерётесь, – улыбнулась она.
– Это не я дерусь. Это моё тело дерётся. Без моего участия.
– Как это может быть? – не поняла Тать– яна.
– Ну, как вам объяснить? – задумчиво протянул Пашка. – Сам я не помню, как это правильно делается, но моё тело хорошо это знает и действует само.
– Вот как? А что вам нужно сделать, чтобы оно начало действовать само? – с интересом спросила она.
– Разозлиться. Как только я выхожу из себя, тело сразу начинает действовать. Быстро, жёстко, а главное, эффективно. Я и половины этих приёмов не помню.
Их разговор за чаем длился почти три часа. Только когда за окном начало светать, Татьяна наконец собрала чайный сервиз и, приветливо улыбнувшись Пашке, выкатила столик из номера. Дверь за ней закрылась, и Пашка, испустив очередной вздох, отправился в спальню. Рухнув на кровать прямо в одежде, он закрыл глаза и моментально провалился в сон.
Шёл памятный тысяча девятьсот девяностый год от Рождества Христова. В огромной стране, которую ещё не так давно боялся и уважал весь мир, происходило что-то несусветное. Разваливалось всё. Наука, производство, система обучения. Рушились отработанные годами связи и договорённости. Рушилась сама страна.
Именно в это смутное время и нашёл своё истинное предназначение бывший капитан морской пехоты Николай Верховский. Уйдя из окончательно развалившейся армии на вольные хлеба, он подвизался на ниве перевозки особо деликатных грузов, хозяева которых не желали, чтобы кто-то знал об их существовании.