Алмазный башмачок
Шрифт:
— Встречаются мужчины, которые хотят и умеют доставить женщине радость любви, дитя мое. Но гораздо чаще они думают только о своем собственном удовлетворении. Разумнее всего забыть то, что с тобой случилось. И мечтать о хорошем муже, которому ты принесешь столько детей, сколько сможешь. Это самое лучшее, о чем может мечтать каждая женщина.
Корделия потупила глаза и резко произнесла:
— Я не верю в это, Матильда. И думаю, ты сама не веришь в то, что говоришь.
Матильда, нагнувшись к ней, обеими руками взяла ее лицо
— Послушай меня, дорогая, и хорошенько запомни. Ты должна мудро принять то, что тебе суждено в этом мире. Мне не хотелось бы видеть, как ты сгораешь от неосуществленных желаний, как это случилось с твоей матерью. Ты ведь сильная. Такой тебя сделала я. Ты должна стремиться к тому, что можешь иметь, и забыть про то, что не можешь.
— Мать не любила моего отца и…
— Она не нашла времени рассмотреть то, что в нем было достойно любви, так как слишком много внимания уделяла недостижимому. — Матильда выпустила из рук голову Корделии, лицо ее внезапно стало жестким. — Я вырастила тебя не для того, чтобы ты стремилась к невозможному. Я всегда готовила тебя к тому, что предназначено судьбой. А теперь вставай и одевайся. Мы не можем здесь болтать все утро.
Корделия спустила ноги с кровати и встала. Именно в это мгновение в комнату вошла служанка, неся кофейник.
— О, как чудесно. Благодарю тебя. Я так соскучилась по кофе. Спасибо, что позаботилась обо мне.
И она так тепло улыбнулась служанке, что та просияла и присела в книксене, наливая чашку кофе и протягивая ее полуобнаженной княгине.
— Мне не составило это труда, ваше сиятельство.
С улыбкой на лице служанка вышла из комнаты.
— Сказать по правде, я совершенно не ожидала этого от виконта, — пробормотала Матильда. — И если бы не знала твою настойчивость, то никогда бы не поверила в услышанное. Он выглядит вполне достойным человеком.
— Но он и есть достойный человек. — Корделия сразу же бросилась на защиту Лео. Она сделала изрядный глоток кофе, сразу же вернувший ее к жизни. — И я вовсе не искала случая, все произошло само собой. Кстати, он сам остановился, хотя это и далось ему нелегко.
— Ну что ж, он должен был это сделать, — угрюмо сказала Матильда.
Размышляя над всем, этим, она зашнуровала корсет своей подопечной туже, чем обычно.
Корделия безропотно дала затянуть себя. Когда Матильда впадала в такое настроение,
лучше было не трогать ее и ждать, когда она обретет обычное спокойствие. Непроизвольно девушка бросила взгляд на книжные полки. Интересно, смогла бы она снова открыть их? Корделия толком не знала, как ей удалось сделать это прошлой ночью. Нажала ли она случайно на какую-то потайную кнопку или повернула рычажок? Или ненароком коснулась определенной книги? Вряд ли ей удастся найти секрет. Через час они уже будут далеко от этого места.
— Ну, с тобой все, — сказала Матильда, застегивая последний крючок. — Теперь поспеши.
Она махнула рукой, выгоняя свою воспитанницу из комнаты. Корделия не могла понять, то ли ее няня была рассержена, то ли просто озабочена.
Глубоко задумавшись, она вышла в коридор как раз в тот момент, когда Лео, тоже в костюме для верховой езды, появился из дверей соседней комнаты.
— Доброе утро.
Корделия почувствовала какое-то странное смущение.
Потупив глаза, она присела в реверансе.
— Доброе утро.
Выражение его лица было мрачным, глаза потухшие, рот плотно сжат. Скупым жестом руки предложив ей следовать вперед, он стал вслед за ней спускаться по лестнице, ведущей в зал.
Корделия, что было необычно для нес, не могла связать и двух слов. Во время официального завтрака она сидела, не отрывая глаз от его рук и вспоминая, как они ласкали ее тело. Эти сладкие воспоминания наполняли жаром все ее существо. К счастью, завтрак скоро закончился, и Корделия направилась на церемонию прощания супруги наследника престола с братом Иозефом, которому предстояло вернуться отсюда в Вену, оставив сестру на дороге в Страсбург, где ее ждал официальный прием французской стороны.
Тойнет попрощалась с братом куда спокойнее, чем со своей матерью. Завершением церемонии стал тот торжественный момент, когда Йозеф в последний раз усадил свою сестру в карету.
— Я вижу, вы тоже решили сегодня путешествовать верхом, мой господин.
Корделия сделала жест рукой, имея в виду костюм для верховой езды Лео. Она заговорила с ним в первый раз с того момента, когда пожелала ему доброго утра около лестницы.
Предполагалось, что это будет ни к чему не обязывающее замечание, но се голос дрогнул и странно прозвучал в воздухе монастырского двора.
— Да, — кратко ответил он. — Мы поедем верхом вслед за конным конвоем и в стороне от кареты.
Он обвел взглядом двор, наблюдая, нахмурившись, как его грум ведет их лошадей.
— Но что заставило вас изменить ранее принятое решение? — снова спросила Корделия. — Ведь вы сказали вчера, что хотите ехать в тишине и спокойствии кареты, пока я буду двигаться верхом.
Его брови почти сошлись.
— Вы под моей опекой, княгиня. Как бы я ни плакался, я отвечаю за вас. Если вы намерены обречь ближнего своего на муку, то пусть уж им буду лучше я, нежели какой-нибудь бедный грум.
Он дал груму знак помочь Корделии сесть в седло.
Непринужденно оседлав коня, он дождался, когда Корделия устроится в седле, подобрал поводья и вставил ноги в стремена. Его аргамак был хорошо выезжен. Лео сообразил, что, поскольку Корделия выросла вместе с членами семьи Габсбургов, она тоже должна быть прекрасной наездницей и ему можно не беспокоиться, справится ли она со своей лошадью. Но, зная ее, он понял, что Корделию будет раздражать необходимость держаться на определенном месте в процессии.