Алмазный башмачок
Шрифт:
— Надеюсь, вы удовлетворены увиденным, мадам.
Корделия не могла заставить себя сделать еще хоть шаг в глубь комнаты, потому что это приблизило бы ее к мужу.
— У вас самый прекрасный дворец из всех, какие мне приходилось видеть, милорд. Меня особенно восхитила роспись Буше в малом салоне.
Она должна научиться поддерживать с этим человеком самый обычный разговор, привыкнуть видеть в нем джентльмена днем и насильника — ночью. Если она не сможет сделать это, то будет, как муравей, раздавлена под его
Михаэль повернулся к своему секретеру. Коротким точным движением он посыпал исписанную страницу песком, чтобы просушить чернила, и закрыл переплетенную в кожу книгу.
— Вы заметили в картинной галерее полотно Рембрандта?
— Да, но мне больше понравился Каналетто.
Она проследила взглядом, как он отнес книгу к окованному железом сундуку под подоконником, достал из кармана ключ, отомкнул сундук и таким же точным движением поставил в него книгу, потом опустил крышку и замкнул замок.
Корделия не могла рассмотреть содержимое сундука, но ее страшно удивило, что он держит свои записи под замком.
Потом ей пришло в голову, что там хранятся дипломатические тайны и секретные сведения.
— Каналетто великолепен, но его сюжет куда как более фриволен, чем у Рембрандта.
Корделия не стала оспаривать такую точку зрения. Ее взгляд, обегая комнату, упал на портрет, висевший над камином. Она сразу узнала женщину, изображенную на нем. Внешнее сходство ее с Лео Бомонтом было несомненно. И хотя глаза женщины были голубыми, а не карими, как у Лео, сходство таилось в их выражении, в форме носа, в изгибе чувственных губ.
— Ваша покойная жена?
Она всматривалась в дивный облик Эльвиры с глубоким интересом и некоторым страхом, понимая, что знакомство с этим двойником Лео каким-то странным образом сближает ее с самим виконтом.
— Да. Один из шедевров Фрагонара.
Тон князя явно свидетельствовал, что он не расположен к дальнейшему обсуждению этой темы, но Корделия не отвела взгляда от живописного полотна. Искусный художник так мастерски передал прелесть изображенной на портрете женщины, что Корделии захотелось коснуться мягкого изгиба белой руки, поблескивающих белокурых волос. Неужели и ей пришлось пережить такую же ужасную ночь?
— У нее на руке такой же браслет, — с изумлением произнесла она, поднимая свою руку и обнажая запястье.
— Браслет был моим подарком Эльвире по случаю рождения дочерей, — произнес Михаэль деланно спокойным тоном. — Это бесценное произведение искусства и, как я полагаю, вполне достойный свадебный подарок. Я не хотел бы долее обсуждать данную тему.
Корделия несколько минут помолчала, сравнивая браслеты на своем запястье и на руке Эльвиры.
— Но на том браслете есть еще одна подвеска, — произнесла наконец она. — Сердечко. Нефрит?
Губы Михаэля вытянулись в тонкую линию. Неужели она так глупа или так упряма, что продолжает затронутую тему, хотя он достаточно ясно дал понять, что не желает больше об этом слышать?
— У вас есть своя подвеска. Браслет принадлежит теперь вам. А сейчас я хотел бы переговорить с вами о совместном пребывании в Версале по случаю бракосочетания наследника престола.
Корделия коснулась пальцами изысканного алмазного башмачка. Она поняла, что князь счел такой подарок вполне приемлемым, заменив одну подвеску на браслете специально для новой жены. Но ей было не по себе носить на запястье украшение покойницы, как бы великолепно оно ни выглядело.
— Виконт Кирстон говорил, что вам выделены апартаменты в Версале, — сказала она, отводя взгляд от портрета, но все же невольно касаясь пальцами змейки, обвивающей ее запястье.
— Да, король был столь милостив, что отвел мне несколько комнат на третьем этаже. Вы, безусловно, найдете их достаточно просторными.
Корделия знала, что апартаменты в Версале, королевском замке в тридцати милях от Парижа, были всеобщей завистью и предназначались только фаворитам короля и лицам чрезвычайной важности и влияния.
— А у виконта Кирстона есть апартаменты в Версале? как бы мимоходом спросила она.
— Ему в большей степени протежирует мадам Дюбарри Благодаря ее влиянию виконту отведена небольшая комната в верхней галерее.
Это прозвучало не очень-то впечатляюще, но, возможно, для холостяка считалось вполне достаточным. Настроение у нее поднялось. По крайней мере он тоже будет в Версале. И он обещал ей свою дружбу.
— Я намереваюсь приказать гувернантке привести дочерей перед обедом в гостиную, чтобы они могли засвидетельствовать вам свое почтение.
Михаэль сменил тему разговора, начиная раздражаться обсуждением вопросов, не имеющих ничего общего с текущими проблемами.
— О, я уже виделась с ними, — небрежно бросила Корделия. — Некоторое время назад я заглянула в комнату для занятий. Такие славные дети.
— Что вы сделали? — Михаэль в изумлении воззрился на нее.
Корделия застыла на месте. Очевидно, она снова совершила ошибку.
— Мне не пришло в голову, что вы можете быть недовольны этим, милорд. Мне не терпелось увидеть их.
Михаэль приблизился к ней, и она едва подавила в себе желание сделать шаг назад.
— Впредь, будьте добры, не позволяйте себе таких самовольных поступков, вы слышите меня, Корделия? Этим домом правлю я, так что даже не пытайтесь присвоить себе мои полномочия.
— Но… но как может мое посещение комнаты для занятий подорвать ваш авторитет? — возразила она, забыв от такого оскорбления весь свой страх перед этим человеком.
— Вы не будете делать ничего… ничего — вы поняли меня? — без моего на то разрешения. В этом доме никто не смеет сделать и шагу без моего ведома.