Алмазный эндшпиль
Шрифт:
У Майи открылись глаза. Она воззрилась на Яшу с таким видом, как будто перед ней предстал Будда Амида.
– Ты… – прошептала Майя. – Так это ты тот парень из Китая, за которым охотилась вся китайская мафия?! Это ты изобрел способ маскировки включений в драгоценных камнях?! Ты?! Гениальный парнишка, который придумал, как улучшать бриллианты?!
Яша скромно кивнул.
– Не может быть, – очумело сказала Майя. – Этого просто не может быть.
– Ты еще забыла добавить, – гордо сообщил Яша, – что современные лаборатории не в состоянии отличить бриллианты, обработанные моим способом,
– А я в этом очень сильно сомневался, – подал голос Моня. – Поэтому когда Аман сказал, что отправит наши камушки на экспертизу, меня едва не хватил удар.
– Дядя, дядя… – снисходительно протянул Яша. – Я же вам говорил: ничего не бойтесь. Никакой веры в родного племянника, никакой!
– Ну, знаешь ли! Сложно ожидать от остолопа, выросшего в компании Повара и Кулька, что он совершит гениальное открытие!
Антон переводил взгляд с одного на другого, и наконец не выдержал:
– Яша, я правильно понял? Ты обработал бриллианты Хряща?
Парнишка утвердительно кивнул.
– Где? – только и смог спросить Антон, пораженный не меньше Майи.
– Дома, у мамы, – удивленно сказал Яша. – Где же еще?
Действительно, где же еще, подумала Майя. Где еще рыжий мог опробовать свою новую технологию, не имеющую аналогов, как не под боком у Цили Моисеевны? В маленькой комнатушке, не идущей ни в какое сравнение с одной из лучших лабораторий Китая? И самое главное – у него все получилось!
Майя начала смеяться. Антон обеспокоенно взглянул на нее, но смех Майи был таким заразительным, что и все остальные заулыбались.
– Господи, – выдохнула Майя, отсмеявшись. – Ох уж эти мне талантливые еврейские мальчики! Яшка, но как ты ухитрился сбежать из Китая?
Яша открыл было рот, но Моня строго остановил его:
– Потом. К нам должна прийти еще одна гостья, и я жду ее с минуты на минуту.
– Тогда успею съесть еще одну пиццу, – решил его племянник, двигая к себе коробку.
Прошла не минута, а все десять, но Моня терпеливо ждал. Наконец на лестнице послышались шаги, и кто-то робко постучал в дверь.
Верман уже стоял у входа, встречая гостью: маленькую старушку под черным зонтиком, похожую на божью коровку.
– Невероятный ливень, – поежилась Ольховская. – Первая майская гроза.
Мечтательный взгляд ее обратился на Вермана.
– Ах, Моня, я так рада вас видеть, – проникновенно сказала она. – Я очень за вас боялась. Здравствуйте, мой драгоценный друг!
– Анна Андреевна! – Верман склонился над морщинистой ручкой.
Ольховская с нежностью провела ладонью по его голове.
– Монечка, вы восхитительно старомодны! Кто сейчас целует ручки старухам?
– Дамам, – поправил ювелир. – Забудьте это ужасное слово – «старуха». Клянусь, оно не про вас. Прошу ваш плащ, Анна Андреевна. Не откажетесь выпить с нами чуточку вина?
Первый раз в жизни Майя видела, чтобы Верман обращался с кем-то с таким почтением и заботой.
Старушку усадили в кресло, и она поочередно оглядела всех с улыбкой на румяном яблочном личике. Моня разлил вино и поднял свой бокал.
– Я хочу сказать тост за вас, Анна Андреевна. Он будет очень коротким, потому что у меня нет слов,
Бокалы дружно зазвенели. На этот раз никто не задавал вопросов: все знали, что Ольховская согласилась сыграть бывшую обладательницу «Голубого Француза» и подтвердить легенду, придуманную Беловым, если Хрящевский захочет проверить ее. Так и случилось: Хрящевский отправил Дымова, и Ольховской удалось обвести его вокруг пальца.
Старушка засмущалась:
– Ах, что вы, Моня… При чем здесь отвага? Если бы вы знали, как у меня дрожали руки, когда этот толстый человек пришел ко мне! Я была вынуждена нести какую-то ужасную чушь, лишь бы оправдать свое волнение. Слава богу, он списал все на старческий тремор и маразм. Но я очень, очень боялась. К счастью, у меня хватило сил рассказать ему то, что вы просили: и про маму, и про камень, и про то, как я принесла его вам. У этого толстого господина лицо менялось так выразительно, что пару раз я едва не рассмеялась.
– Вы хорошо встретили его? – сдерживая смех, поинтересовался Дворкин.
– Да, я подготовилась к его приходу, – с достоинством произнесла старушка. – Спрятала весь янтарь, заварила свой мочегонный отвар и отыскала конфеты, которые валялись в буфете добрый десяток лет. Карамельки «Яблочный сад». Они были отвратительны! Но ведь никогда не знаешь, какая из отвратительных вещей может тебе пригодиться.
Старушка улыбнулась и удовлетворенно повторила:
– От-вра-ти-тель-ны.
Дворкин не выдержал и захохотал.
– Знаете, – заметила Ольховская, – многие думают, что со старыми людьми можно не церемониться, что они ничего не замечают. Все наоборот: старики ужасно наблюдательны. Что им еще остается делать, как не наблюдать?
– Жить и любоваться жизнью, – ответил Верман. – Позвольте, Анна Андреевна?
Он взял со стола черную коробочку и открыл перед Ольховской.
Старушка помолчала, глядя на то, что лежало внутри, на черном бархате. Глаза ее увлажнились.
– Вы ведь знаете, – начала она прерывающимся голосом, – знаете, что я сделала это не для того, чтобы что-то получить от вас, господин Верман? Ваш дед спас мою жизнь, он бескорыстно помог мне, и я всегда буду помнить его поступок. Когда вы пришли ко мне и попросили о помощи, я поняла, что наконец-то смогу вернуть свой долг – пусть не Леве, но хотя бы его внуку!
Моня разволновался. Он вцепился в свой жилет, будто собираясь порвать его, и воскликнул:
– Анна Андреевна! Вы меня так обижаете, что больно сказать! Неужели вы могли подумать, что Моня Верман купил вашу помощь? Та ни за что! Но теперь-то, когда все позади, я могу преподнести вам небольшой подарок? Это не плата за услугу, поверьте мне! Это движение сердца! Неужели вы его отвергнете?
– Синий янтарь… – завороженно прошептала Ольховская. – Настоящий!
– Настоящий доминиканский, можете не сомневаться. Да, я знаю, что вы больше любите желтый. Но вам не обязательно носить эту штуковину, вы можете спрятать ее куда хотите, разве я против? Прошу вас, Анна Андреевна.