Алмазный город
Шрифт:
– Семнадцать часов. Я теперь холостяк. Ты, вроде, не очень занят. Выход один – ты должен рассказать мне всё.
– Все?!
– До мельчайших подробностей. Только так сможем найти правильный выход из твоей безнадежной ситуации… Тебя не смущает, что я говорю "мы"? После того как ты столько для меня сделал? Мы – Головины – всегда исправно платим долги, тем более, когда долг – подаренная жизнь. Да и кто тебе ещё поможет, кроме меня? Согласись, в целом наш народ довольно невежественен. Ещё сожгут тебя на площади! Шучу. Сама судьба кинула тебе под ноги мину, чтобы именно я мог поднять тебя на ноги! Каламбур получился.
– А ты не знаешь, где сейчас мой… князь Данила? – спросил Ян, словно беря разбег для своих откровений.
– Говорили, перебрался в Польшу… Да, что я всё собирался тебе сказать? Твой дед-то был женат второй раз. И от второго брака у него родилась дочь! Иными словами, кроме деда у тебя есть тётка, которая наверняка имеет детей, а значит, и ты – двоюродных братьев и сестер… Ну как, стоит мое сообщение хорошего рассказа?
– Стоит, – улыбнулся Ян.
– Господи, что я вижу?! – Федор даже всплеснул руками. – Ян Поплавский улыбается? Ты же прежде этого не умел!
– Светка научила. Есть такая, знаешь ли, настырная особа. Пристала как репей: нельзя ходить с таким постным лицом, нельзя не радоваться, встречая хорошего человека, нельзя не улыбаться, если тебе говорят хорошую новость или комплимент! Эта дуреха вечно приставала ко мне: "Скажи "чиж"! Вот так губы и держи! Почувствуй, как должен растягиваться рот…"
– Светка – это твоя девушка?
-Девушка, но не моя. Вернее, она – замужняя женщина, а для меня друг, сестра, соратник… У меня никого ближе её на свете нет… Я ведь с вокзала как раз к ним домой и спешил, узнать, как после перенесенного потрясения она себя чувствует. Её по ложному доносу ОГПУ арестовывало.
– ОГПУ? – Брови Головина удивленно приподнялись. – Теперь вижу, Янек, ты весело живёшь, не скучаешь… Нечего мне зубы заговаривать! Рассказывай с самого начала, как ты жил, с кем встречался с того момента, когда ты обнаружил подземный ход и вышел по нему наружу.
Официант между тем расставлял на столике закуски, исподтишка разглядывая странную пару. Один одет с иголочки, явно при деньгах; другой чуть ли не в обносках, а разговаривают точно закадычные друзья. Тот, что на барина похож, поосторожнее будет – видимо, постарше да поопытней: чуть к столику подходишь, он замолкает и тому, напротив себя, глазами показывает: мол, посторонний, молчи! А всё же удалось подслушать странные слова: "князь", "замок"… Не шпионы ли белогвардейские? В другое время официант, а он был тайным осведомителем и до революции, и после неё: в таких людях любая власть нуждается! – непременно тут же позвонил куда следует. Но именно на таком вот моменте он недавно и поскользнулся! Сидели за его столиком двое таких же подозрительных: шикарно одетые, много пили… А разговаривали, о чём? Графиня, маркиз, карета… Оказалось, режиссеры из синематографа! Следователь посмотрел на него холодным взглядом и сказал одну фразу:
– Не рекомендую вам впредь делать подобные ошибки!
И точно ядовитое жало к коже прикоснулось: ещё чуть – и вонзится!
Ох, и опасная жизнь у агентов! Нет, пожалуй, лучше ему не торопиться, а понаблюдать. Подождать, пока эти двое выпьют, да вино развяжет им языки…
Он отошел от столика, и Головин внимательно посмотрел ему вслед.
– Нутром чувствую – шпик!
– Как – шпик? – не поверил Ян. – На кого же он теперь работает? Жандармов-то больше нет!
– Мало ли… Может стучать для кого угодно – для уголовки, для гэпэу…
– А хочешь, мы его проучим? – опять улыбнулся Ян, и Фёдор отметил про себя, что улыбка у парня славная, и глаза как-то по-особому сияют, будто на чистом, прежде безжизненном морозном поле появилась первая цепочка человеческих следов.
– Я заколебался, – граф, отказавшийся от своего титула, задумчиво потёр переносицу, – и рассказ послушать хочется, и ещё раз удивительные твои способности понаблюдать.
– Ну, мой рассказ от тебя не убежит.
– Тогда давай, валяй!
– Позови его к столику, у тебя это лучше получается. Я на него впечатления не произвожу.
Фёдор щелкнул пальцами:
– Гарсон!
Тот поспешно подошёл.
– Садись! – поднял на него глаза тот, что был моложе и хуже одет.
– Нам не положено… – попытался оказать официант первое и последнее сопротивление, но у него ничего не вышло: чувство, которое в этот момент его охватило, не было похоже на страх, испытанный им под взглядом следователя – это было желание полного и безусловного подчинения. Потом в его членах возникла слабость, так что он не мог даже пошевелиться и… больше ничего уже не помнил.
Помнить – не помнил, но все, что от него требовали, исполнил. Рассказал, как он сообщает следователю о подозрительных людях, о чём они говорят; а не так давно за "выявление" крупной вражеской "птицы" он даже получил денежное вознаграждение. Пожаловался на тяжелую жизнь, на ошибки в работе, которые, несмотря на все предосторожности, всё же случаются…
– Мы тоже показались тебе подозрительными? – спросил Ян.
– Показались, – доверчиво сообщил незадачливый агент. – Разве станет простой советский человек говорить о каких-то князьях, замках? Только я решил пока повременить. Чтобы выпили, разговорились – тогда уж всё наверняка!
– Эх, как мне хочется ему врезать! – прошептал Фёдор.
– Как ты мог так ошибиться? – сурово вопрошал Ян. – Я же тебя предупреждал! Разве ты не видишь, что перед тобой – первые люди государства? Заподозрить их?!
Официанта обуял жуткий страх.
– Пощади, отец родной! – он упал на колени перед юношей и стал целовать ему руку. – Не погуби!
– Встань немедленно! – приказал Ян, всерьез опасаясь, что он перегнул палку; в ресторане все разом смолкли, а ещё трое официантов замерли у входа в раздаточную в изумлении: их товарищ, чванливый гордец, а для некоторых и откровенный вымогатель, стоял посреди зала на коленях! Выходит, и на старуху бывает проруха? Отраднее картины им трудно было и пожелать…
– Встань, – повторил Ян, – и иди! Ты забудешь о нашем разговоре, но всегда будешь помнить: нельзя всю жизнь безнаказанно издеваться над людьми!
– Да-а, – протянул Головин. – Читаешь, читаешь, думаешь, всё узнал, ан нет, выясняется, что, как и прежде, для тебя это – терра инкогнита.
– Разве ты не сам, ещё в замке, объяснял мне, что к чему?
– Видимо, чем меньше знаешь, тем легче учить других! – усмехнулся Федор. – Если соотноситься с тем, что я знаю, то тогда где твои пассы? Где наложение рук? Где предварительное погружение в сон?