Алмазный город
Шрифт:
Юноша замолчал и недовольно посмотрел на Головина.
– А ты… будто радуешься?
– Честно тебе признаюсь – радуюсь! Нам с тобой предстоят нелегкие, но прямо-таки захватывающие исследования! Чем больше я себе это представляю, тем лучше понимаю: занимаясь все эти годы политикой, я лукавил сам с собой. Наука – вот мое истинное призвание, моя настоящая любовь!
– А почему ты решил, что и мне твоя наука будет интересна? До сих пор меня привлекала только практика… – из чувства противоречия заявил Ян.
– Элементарная логика! Разве ты не захочешь узнать, как тебе преодолеть
– Молодости? Сам-то, можно подумать, старик!
– Не старик. Но и не юноша румяный. Прошло время разбрасывать камни, пора их собирать.
– Граф Головин, как всегда, философствует? Так какой у тебя за пазухой камень… я хотел сказать, факт?
– Давай порассуждаем: однажды тебе удалось увидеть духоборов, или как ты ещё их называл.
– Солнцепоклонников.
– Вот именно… А в другой раз ты попытался их увидеть, но у тебя ничего не вышло…
– Кое-что я всё-таки увидел. Правда, смутно, как через густой туман. Потом пробовал ещё несколько раз – ни разу ничего не получилось. Уже подумал было: может, мои способности слабеют? Или дар этот мне ненадолго достался?
– А я думаю, что они на своих границах ставят щит.
– Щит?!
– Называй, как угодно: щит, заслон, преграда… Таких именно мест наши предки боялись, старались стороной обходить, потому что в заговорённом месте человеку всякая чертовщина мерещится: видения, страхи-ужасы… Оттого эти сектанты и живут, никем не найденные, никакому закону неподвластные: людей воруют, беглецов смертью карают. Таких никакой строй не потерпит! Где это видано, чтобы месторождение алмазов государство кому попало разрабатывать позволило!.. Много, говоришь, у них богатств?
– Немерено!
– И что же ты, Чёрному Паше всё это так и выложил?
– Всё, да не всё! – хитро сощурился Ян.
– Ох уж эти мне крестьяне!.. Кто их обманет, три дня не проживёт! Давай, выкладывай, какие знания зажилил?
– У них кроме этого, как ты говоришь, щита, всё хозяйство от постороннего взгляда упрятано. Снаружи посмотришь – убогая хатёнка к скале прилепилась, а внутрь войдёшь, крышку с подвала снимешь – мать моя! Во все стороны под землей ходы разветвляются! Только два из них – выходы наружу, остальные – ещё глубже в землю. Я сразу даже не понял, отчего у этих людей, у пленников, такие бледные лица. Думал, из-за освещения. А потом понял: они же круглый год солнца не видят!
– Почему же один раз тебе удалось за этот щит прорваться? – задумчиво проговорил Фёдор. -Ты не мог бы вспомнить, когда, в какое время суток это было?
– Конечно, помню: среди ночи. Днем я попробовал себе их представить ничего не вышло, а ночью будто колокольчик в голове звякнул: иди, теперь свободно!
– И все-то чудеса у тебя ночью случаются: то Светлана позовёт, то колокольчик зазвенит…
Ян понурился.
– Ты посмеиваешься, а меня это нисколько не радует! Я бы хотел жить, как все нормальные люди, безо всяких там чудес!.. Давай-ка сейчас лучше к Крутько пойдём – у меня весь вечер Светлана из головы не выходит. Зови полового, как ты ему пальцами щёлкаешь?
– Гарсон! – опять позвал Головин, но на его зов поспешно подошёл совсем другой человек.
– Извиняйте, господа, небольшая неприятность: у официанта что-то с сердцем случилось… Я в момент посчитаю, не задержу вас! – его карандаш проворно забегал по бумаге.
Фёдор посмотрел на товарища.
– Ладно! – сдался тот и предложил: – Я могу посмотреть вашего больного, как, можно сказать, практикующий студент…
– Сделайте милость! – расплылся тот в улыбке. – Я – позвольте представиться – администратор этой ресторации. Мне всякие болезни на работе вовсе ни к чему! И чтобы наши посетители не думали, что их больные люди обслуживают… Но раз господа сами врачи, они понимают… – он торопливо семенил рядом. – А за лечение нашего человека я с вас за ужин денег не возьму! На здоровье, как говорится, за счет нашего заведения…
Обслуживавший их официант-агент лежал на полу и громко стонал:
– Сердце! Сердце!
Кто-то подложил ему под голову пальто и расстегнул рубаху, из-под которой виднелось мокрое полотенце.
– Экий ты, братец, нервный! – склонился над больным Ян и удивился про себя: он невольно копировал сейчас своего учителя Подорожанского. – Внушил себе Бог знает, что, вот и мерещатся всякие ужасы… Это пройдёт! Успокойся! Видишь, сердце уже не болит.
Он сунул в рот больному таблетку глюкозы – надо же было изобразить хоть какое-то лечение, и приказал окружавшим его работникам: – Положите его куда-нибудь, пусть полчасика полежит. А потом работать! Нечего даром хлеб есть! Правда, хозяин?
Администратор угодливо захихикал.
– Приятно чувствовать себя чародеем? – поинтересовался Головин, когда они наконец вышли из ресторана.
– Я привык, – беззаботно ответил Ян, – потому что лечить людей – моя работа… Независимо от того, хорошие они или плохие.
Когда они постучали в дверь квартиры Крутько, глухой и оттого неузнаваемый голос хозяина спросил:
– Кто там?
– Да ты что, Николай, от друзей закрываться стал? Это же Ян!
На двери лязгнули запоры.
– Ты чего вдруг надумал запираться? Всегда со Светкой двери распахнутыми держали! Сам же говорил: "А кого нам бояться в собственной стране?!"
– Я и сам так думал, да передумал, обстоятельства заставили… А кто это с тобой?
Он вгляделся в гостя.
– Подожди, не говори, я, кажется, и сам узнаю… Головин Фёдор…
– Просто Фёдор!
– Это мой старый знакомый, ещё с прикарпатских мест! Я ему так обрадовался, что решил и с вами его познакомить, а тут такая крепость!
– Заходите, товарищи! – Крутько посторонился, пропустил их и опять закрыл дверь на задвижку. – У нас тут, Янек, такое… Чего мне бояться, а вот Светаша… Боится, даже спать не может: вздрагивает, прислушивается и спрашивает: "Это они?" Кто – они? Я говорю: "Нет там никого", а она: "Закрой двери на засов!" Пришлось засов на базаре купить и поставить. Он так громко лязгает! Хотел было его маслом смазать, так, оказывается, её этот лязг успокаивает…