Алмазный меч, деревянный меч (2)
Шрифт:
Аврамий всё сделал правильно. Ему в отличие от того же гнома помощника Ланцетника - не требовалось копить обиды на магов. В любой Империи есть люди, превыше всего - и даже собственной жизни - ставящие так называемое благо государства, разумеется, так, как они его сами понимают. Под благом Империи легат понимал безусловное повиновение Императору и всяческое укрепление его. Императора, власти. Так решили боги, так решил Спаситель. Значит, так будет лучше и для людей. А когда на Империи, как пиявки, висят маги... то чем скорее они уйдут, тем лучше.
Радугу Аврамий знал не понаслышке. Его родная сестра была волшебницей Ордена Лив.
Когорта шла неплохо. Легат служил не так долго, однако все старые воинские хитрости знал назубок. В городе достаточно более-менее безопасных крысиных нор, где можно отсидеться. Центурионы не станут спешить выдавать беглецов, если дело, по их мнению, грязное. Однако сейчас манипулы шли ходко и ровно, не нарушая строя, длинной железной змеей, протянувшейся по улицам замершего от ужаса города.
И никто не пытался улизнуть от отработки своего легионерского жалованья.
Белый Город остался позади. Впереди - Кожевенные ворота и за ними город Чёрный. Там, где сейчас вот-вот начнётся настоящее дело.
Кожевенные порота... Слишком узки. Стары и слишком узки, Манипулам придется перестраиваться на коду. Затор. Потеря времени...
Когорта Аврамия не зря набиралась из мельинских уроженцев. И потому никто не удивился его команде:
– Через стену! На крюках!
Отчего-то легату очень не хотелось протискивать свою когорту, все восемьсот мечей, через узкое игольное ушко старых ворот. Стража от них уже ушла, но тяжеленные створки были наглухо закрыты. Засов - настоящее бревно - задвинут до отказа.
– Открывайте!– бросил легат.
Его когорта уже разворачивалась вправо и влево от ворот. Легионерские сапоги ступали по плоским крышам, во множестве летели забрасываемые за края бойниц крюки с длинными верёвками; десятки людей уже лезли вверх.
Несколько воинов рысью подбежали к воротам. Засов медленно двинулся в сторону.
Легат Аврамий отчего-то с тревогой взглянул на вечернее небо по-осеннему тёмное и недоброе. И - отошёл подальше от Кожевенных ворот.
В следующий миг Радуга показала, что слухи о её растерянности и неспособности контратаковать, мягко говоря, преувеличены.
Аврамий видел, как это было. Видел, как облака внезапно набрякли алой сияющей каплей. Как эта капля потянулась вдруг вниз, как стремительно истончилась огненная нить, ещё удерживавшая страшный подарок магов высоко над землёй, и как наконец эта нить не выдержала и огненная капля сорвалась.
Земля встала на дыбы. Жидкий огонь плеснул во все стороны, и всё, к чему он прикасался, тоже обращалось в огонь. А. там, куда упала капля, там, где только что были Кожевенные ворота и прилегавшая к ним небольшая площадь (вместе с парой-тройкой домов), там сейчас кипел котёл чистого белого пламени. В небе же, размётывая тучи, стремительно рос черно-алый огненный гриб, плюющийся короткими молниями, разбрасывающий вокруг себя десятки и сотни таких же капель, что и породившая его самого, только поменьше...
От десятка легионеров не осталось ничего, даже пепла.
Аврамий с трудом приподнялся на локте. Дорогу преграждал костёр костёр, в котором пищей пламени служил сам камень. Горели скелеты привратных башен, горели остовы соседних домов, по несчастью возведённых слишком близко; пылала мостовая, расплавленная
Аврамий дал знак сигнальщикам. Пусть разверзнутся небо и земля, пусть облака запылают огнем, когорта должна услышать знакомый приказ: "Рассыпься и жди!"
Удостоив пожар не более чем парой взглядов, легат махнул окружавшим его охране и сигнальщикам. Время идти за стену и им. Когорта ждёт.
А маги хоть и сильны, но тоже промахиваются.
"Будем надеяться, что этот промах не останется единственным", подумал легат, отпуская верёвку по другую сторону стены.
Оставаться в стороне, когда его воины штурмуют подворье Лива, Император не мог и не хотел. Вычурные доспехи с гербом державы разъярённым василиском - были выкованы гномами. Император сам испытывал нагрудник. Пущенное со всей силы копьё сломалось, а на блестящей поверхности металла не осталось даже царапины. Давно, очень давно были сотворены эти доспехи... в те годы, когда люди и гномы помирились на время.
Когда вместе сражались против эльфов и Дану. На высокой арочной галерее внезапно появилась облачённая в голубое женская фигура. Император едва успел вскинуть руку, останавливая мигом нацелившихся в волшебницу арбалетчиков.
Он угадал - чародейка высоко подняла не отягощённые оружием руки в знак того, что хочет говорить. Понятно, что маги не нуждались в мечах и стрелах, однако повернутые к врагам открытые ладони всегда означали только одно - знак мира, предложение переговоров.
– Что произошло, повелитель?!– с неподдельным отчаянием в голосе выкрикнула волшебница.– Зачем это безумие? Почему ты убиваешь нас? Что мы тебе сделали?..
Чёрный камень в перстне Императора потеплел, как и всегда, если рядом начинала твориться какая-то волшба.
Сулле, второму легату и командиру манипулы арбалетчиков, достаточно было одного едва заметного кивка головы повелителя.
Воздух на миг потемнел и сгустился от стрел.
А перед облачённой в голубой плащ чародейкой засветился жемчужно-серый овал призрачного щита. Слишком мало времени оставалось у нее на более изощренное заклятие.
Тяжёлые железные дроты, что насквозь прошивали всадника в полном защитном вооружении, бессильно отскакивали от новосотворённой преграды.
– Это твое последнее слово, Император?– донеслось с высокой галереи.– Тогда да узришь ты гнев...
Император вскинул руку. Впереди уже нарастал рев хлынувших внутрь подворья легионеров; у Голубой волшебницы оставалось совсем мало времени на достойный ответ, и Император надеялся, что его чёрный камень в состоянии хотя бы ненадолго отвлечь чародейку.
Теплота камня означала творение чар. И сейчас эта теплота поднималась от перстня вверх по руке. Камень - и заключённое в нём существо готовились исполнить приказ. Подарок самой Радуги обращался против неё. Пусть это далеко не самый сильный амулет, не самый сильный талисман, но в течение многих столетий он верой и правдой служил повелителям Империи, он помнил каждое биение сердца каждого из Императоров, он знал вкус их крови, что, случалось, лилась на него из ран; и нынешний владелец перстня верил, что всё это не могло пройти бесследно,