Альпийская крепость
Шрифт:
— Но ведь во имя чего-то же мы все это создавали, — мрачно проговорил он, с такой тягостной гримасой, словно только что у него вскрылась язва желудка.
— Во имя того, чтобы многие поколения потомков наших задавались тем же недоуменным вопросом: «А ради чего все это было сотворено?!».
— Не то, не впечатляет, — грубовато возразил Борман. Голос у рейхсляйтера был хриплым, прерывистым. Он говорил с таким надрывом, словно каждое слово ему приходилось зарождать в глубинах своего взрывного, астматического дыхания. — Неужели это все, к чему мы в конечном итоге придем?
— «К лету сорок первого, — будут терзаться событиями нашей истории исследователи-потомки, — они уже обладали империей, которой не было равной по мощи за всю историю цивилизации — огромной, экономически процветающей, до зубов вооруженной. Чего им еще не хватало? Нет, действительно, — будут изумляться грядущие поколения германцев, пораженные утраченными нами возможностями, — зачем нужно было идти против России?».
— А как с идеей жизненного пространства? — исподлобья смерил его подозрительным взглядом Борман. — Нет, что-то вы не то говорите, Штубер. Не впечатляет.
«Если так пойдет и дальше, то через пару минут рейхсляйтер обвинит тебя в пораженчестве и предательстве», — сказал себе барон, вспоминая, что вообще-то он диверсант, а не университетский полемист. Тем не менее остановиться так и не смог.
— Тогда почему они так легкомысленно ринулись в гибельные предазийские степи, — зададутся вопросом наши с вами, господин рейхсляйтер, предки, — вместо того, чтобы постепенно, где силой оружия, а где хитростью дипломатов приращивать все новые и новые территории? Что они там искали? Еще год-полтора бурного развития рейха, и подневольные колхозные народы сами разнесли бы в клочья империю Кровавого Кобы. Одна Польша давала нам столько жизненного пространства, что его хватило бы на две империи.
Борман неопределенно как-то покряхтел, с тоской оглянулся на открывавшийся с площадки склон горы, словно кто-то прервал полет, и хрипло, не только Штуберу, но и самому себе, напомнил:
— Все мы в конечном итоге доверились провидческому гению фюрера. Но я помню, что сугубо философский диспут этот затеял я, а не вы, — решил подстраховаться опытный партработник. — Хотя, в общем — все не то, не впечатляет. А что вы бездельничаете, лейтенант Гиммель? — воззрился на него Борман, вспомнив, что адъютанту при подобных беседах присутствовать не положено. — Вы разыскали коменданта подземной части ставки?
— Он ждет нас у входа в охранную зону бункера.
— Тогда почему не докладываете? Вам приходилось когда-либо бывать в подземных апартаментах фюрера, Штубер?
— Никогда. В наземных тоже.
— В наземную ставку, в апартаменты фюрера, мы не пойдем. Только в присутствии фюрера. Он очень не любит, когда в его кабинет и в другие комнаты вторгаются в его отсутствие. Да и кому это понравится?
— К тому же сейчас там находится фрау Ева, — добавил еще один штрих адъютант.
— А вот наша альпийская Вальгалла — это впечатляет. Как никто другой, вы, Штубер, должны это видеть. Там целый подземный город, со всеми автономными службами обеспечения.
— Я прибыл сюда из известного вам «Регенвурмлагеря», господин рейхсляйтер, — напомнил ему барон, — из подземной «СС-Франконии», огромного подземного города.
— И все же «Регенвурмлагерь» — не то, — скептически покачал головой Борман. — Не впечатляет. И строить его следовало здесь, рядом с «Орлиным гнездом» фюрера. А вот, что мы все же успели создать в подземельях «Бергхофа» — вам, барон, еще только предстоит увидеть.
Штубер знал, что именно Борман занимался обустройством здесь летней резиденции фюрера, именно он осуществлял общее руководство всеми работами по созданию подземного «Орлиного гнезда» фюрера.
Усадив Штубера к себе в машину, рядом с Гиммелем, рейх-сляйтер для начала приказал водителю объехать всю «зону фюрера», то есть закрытую зону площадью более десяти квадратных километров, границы которой он сам когда-то определял и которые были обнесены теперь тройными рядами колючей проволоки и укреплены дотами.
— Дотов явно недостаточно, — признал Борман, когда они свернули с одной из двух шоссейных дорог, с разных концов проложенных в «зону фюрера», — это очевидно. Мы создавали эту зону в мирное время, когда ставка находилась в глубоком, надежном тылу. И теперь не то, не впечатляет. А вас, штурмбаннфюрер?
— Мы сформируем отдельный саперный полк специального назначения, который будет заниматься исключительно укреплением этой зоны, превращая ее в центральный укрепленный район всей «Альпийской крепости». Со временем этот полк вольется в состав гарнизона «фюрер-зоны» и будет использоваться, как для обороны, так и для ремонтных работ после вражеских бомбардировок.
— Предельно четко, — сдержанно похвалил его Борман. — Именно так и действуйте.
На одном из изгибов горного шоссе они вышли из машины. Внизу перед ними, на некогда просторном горном лугу, виднелись новые малоэтажные постройки — одинаково белые, невзрачные, какого-то полуказарменного типа.
— Вот это уж действительно не впечатляет, — проворчал Штубер, всегда остававшийся приверженцем старой, классической архитектуры.
— Зато здесь предусмотрено все: отели, многоквартирные дома для офицеров охраны, — бросился спасать ситуацию лейтенант Гиммель, опасаясь как бы прямолинейность штурмбаннфюрера не вывела рейхсляйтера из себя. Уж он-то хорошо знал, что, при всей своей кажущейся медлительности, порой даже переходящей в некую заторможенность, и столь же кажущемся добродушии, Борман способен взрываться порой совершенно из-за пустяка. И хотя затем он довольно быстро остывал и особой мстительностью не отличался, тем не менее в гневе он был страшен. — А вон там, в здании, слегка напоминающем кирху, разместился кинотеатр, рядом — почта, чуть ближе к горе — детский садик, а в противоположной стороне — офицерская столовая, которая по вечерам превращается в ресторан.
— Если уж мы принимаем решение сражаться до последней возможности, — осмотрел Штубер гарнизонный поселок взглядом полевого командира, которому уже завтра придется сражаться в нем в полном окружении, — то каждое здание должны превратить в опорный пункт: двери и окна переоборудовать в амбразуры. Некоторые здания следует сгруппировать и охватить окопами, а на отдельных участках — и противотанковыми рвами. Нужно немедленно отселить мирное населения, а всех способных держать в руках оружие поставить в строй, невзирая на вердикты медиков. Значительную часть территории превратить в минные поля.