Алтарь для Света
Шрифт:
В его доме всегда были свежие цветы. Эту привычку в нем развила двоюродная бабушка, ушедшая по стезе Стихии Земли. Она утверждала, что это показатель особых традиций их рода. Поэтому новые букеты сменялись во всем доме каждое утро. Вот только среди них никогда не было белоснежных, как первый снег орхидей, с нежным морозным запахом зимы. Да, возможно про запах он преувеличивал, но ненависть к холоду настолько въелась в подкорку головного мозга, что белый цвет вызывал в нем только такие ассоциации. Когда он вызвал прислугу и яростно отчитал за подобную вольность, к нему подошел старший дворецкий и попросив личной аудиенции, напомнил, что новые цветы — это обычный знак
Тогда-то маг и понял, что изменения происходят еще на одном, незримом уровне.
Сегодняшняя головная боль была для того, чтобы встать пораньше и отправиться в библиотеку города. Он сам был поражен, когда понял, что его собственные книжные собрания не содержат в себе тех изданий, что требовались. Видимо, старшая сестра перевезла к себе какую-то часть книг о ботанике и флористике. Посылать за книгами прислугу он не хотел. Они, конечно, были достаточно вышколены, чтобы не шептаться у него за спиной, но это не означало, что теперь он может позволить себе сколь угодно безрассудные поступки.
В библиотеке он объявился к самому ее открытию. На часах только доходило шесть утра, а он уже стоял на пороге городского здания. Когда маг открыл дверь, его взгляду предстала очень странная, почти сюрреалистичная картина. До этого дня мужчина даже не подозревал, что библиотека по утрам пользуется такой популярностью.
В главном холе, около стойки архивариуса стояли двое посетителей. Парень, очевидно адепт Огня. Без особых способностей. Средний уровень магических сил — не выше, но и не ниже. Простоватые черты лица и манера поведения, выдавали в нем корни простолюдина. Если у паренька и было какое-то образование до поступления в Академию, то заметить это было крайне сложно. Хотя, некоторые повадки намекали, что адепт вполне мог быть байстрюком младшего сына какого-нибудь барона с самых дальних земель Империи. Мальчишке было лет двадцать, но вел он себя, как ребенок из подворотни бедных кварталов. Завалившись корпусом на стойку он вяло переругивался со стоящей рядом женщиной — второй посетительницей.
Сначала он не обратил на нее особого внимания. По привычки скользнул взглядом по фигуре, плотно закутанной в черный плащ, и мимоходом отмечая отсутствие магической активности, вежливо кивнул сонному парню, проигнорировав женщину. К чему здороваться с прислугой?
— Отпустите меня домой, — проныл парень, одной своей фразой позоря всех магов-огневиком. — Я спать хочу. Шесть утра — это уже не шутки, а похищение.
— Подумаешь шесть утра, — раздраженно раздалось из-под капюшона. — Еще даже не рассвело. Ты — адепт магии или так — погулять вышел? Вот сказал бы, что скоро занятия начнутся и ты боишься на них опоздать, я бы еще подумала.
— Я бы и сказал, — законючил белобрысый, опустив голову на согнутую в локте руку. — Но на улице еще слишком рано для такой наглой лжи.
— Тогда помалкивай. Сказала же — возьму нужные книги, проводишь меня обратно до приюта Милосердия и гуляй куда захочешь.
— Вы — зло, — констатировал адепт.
— А еще семь часов назад, мы были на “ты” и я была просто бесполезным посланником Света.
— Вы выросли в моих глазах, — пробубнил в ответ парень, глубоко зевая. — После того как всю ночь таскали меня по развалинам, заставляли перетаскивать камни и записывать всякую ерунду.
Женщина рыкнула на огневика, и в этот момент с ее головы спал капюшон. Но еще до того, как маг успел разглядеть лицо “прислуги”, он понял, кого сейчас увидит.
Это была она. Старше лет на пятнадцать, но все же она. Черные, вызывающе короткие волосы, бледная, почти мраморная кожа, острые черты лица, уставше-озлобленные глаза и мягкая аура, полностью лишенная магии. И весь этот образ пронизывало что-то привычное, но абсолютно неправильное.
Видимо он слегка потерялся во времени, разглядывая дважды сбежавшую жертву ритуала, потому что женщина обратила на него внимание:
— О, простите, я что и вас оскорбляю своим присутствием? — ее пронзительно-синие глаза, окутанные сеткой красных капилляров бессонницы, уставились на него с вызовом.
Ответить он не успел. Вмешался архивариус, разглядевший в новом посетителе аристократа. Подскочив со стула, он возмущенно воскликнул:
— Руми Латер, неужели вы не видите, кто перед вами? — и уже обращаясь к магу, поклонившись, пролепетал: — Простите ирум Геригон, я вас не заметил. И девушку простите, руми еще не оправилась от затяжной хвори и не соображает, что говорит. И вообще, она не местная.
— Не местная?! — вздернув брови, воскликнула нахалка. Кажется, разрастающийся конфликт придал ей сил. Из полудохлого зомби она постепенно преображалась во взбешенного упыря. — Да я тут уже столько крови пролила, что мы с эти городом, можно сказать, побратались. Я почти его часть. Внебрачная дочь.
Если бы он был мнительным, решил бы, что руми Латер его узнала и теперь пытается прощупать почву, напоминая о кровавых событиях, в которых они оба поучаствовали. Но женщина точно не видела его лица. И вряд ли могла считать отпечатки его ауры, особенно сейчас, в таком печальном состоянии.
Воскресив в голове тот момент, когда он увидел ее в первый раз, мужчина невольно сравнил ее образ с тем, что видел перед собой сейчас. Женщина почти не изменилась, если не считать возраста. Тогда перед ним была жалкая руми, ослабевшая после нападения, испуганная, но все же пытающаяся уколоть противника хотя бы словом. То что он видел перед собой сейчас, почти совпадало с виденным ранее. Эта руми была такой же уставшей, едва стоящей на ногах, не выспавшейся и полностью лишенной возможности себя защитить. Он бы посмеялся, что тайный агент Обители, после трех месяцев лечения, находится в куда более плачевном состоянии, чем когда на ней лежало заклятье печати. Но жесткий блеск стали в глазах этой Китры Латер оставлял после себя обжигающий, ядовитый след. Взгляд более взрослой версии руми нес в себе только одно послание — “Попробуй сказать мне слово поперек и я вырву твое жалкое, гнилое сердце голыми руками”.
— Я сам виноват, — ирум Камден, изобразил вежливую улыбку. У женщины не должно было остаться ни одной ассоциативной связи о мужчине напавшем на нее несколько месяцев назад, с аристократом, позволившим себе несколько более долгий взгляд, чем позволяли хорошие манеры. — Приношу свои извинения, руми. Я был непозволительно невежлив. Позвольте представиться, Камден Геригон. Предпочитаю быть известным за свои магические заслуги, чем за статус полученный от рождения.
Он ждал, что она удивится. Попробует извиниться перед ним сама. Может даже вспомнит о своем женском начале, оставив грубость прислужницы Света, и попробует с ним кокетничать. Или испугается, что навлекла на себя гнев представителя высшего общества. Но нет. Конкретно эта женщина предпочитала портить все к чему прикасается, начиная от жертвоприношений и заканчивая знакомством с очень влиятельным человеком и, между прочим, знатным холостяком.