Альтернативная реальность
Шрифт:
Мирослава облизала пересохшие, дрожащие губы. Как простая девчонка, шмыгая носом, утерла рукой заплаканные покрасневшие глаза.
Пришлось нести бокал с остатками вина, которое она с жадностью одним залпом выпила.
– Думаю, что Михай был болен с рождения. А после смерти родителей окончательно сошел с ума. Напивался до потери чувств, избивал слуг, не щадил и жену.
Первый раз он изнасиловал меня в неполные пятнадцать... Потом избил и пригрозил, если проболтаюсь - убьет. И я молчала... А что я могла сделать? Почти ребенок, в чужой,
Я попытался ее приласкать, отвлечь от горьких мыслей, но Мирослава лишь недовольно отмахивалась.
– Ну, все! Все! Успокойся, ведь самое страшное уже позади. Ты еще молода, красива, богата и свободна.
– В том-то и дело, что нет!
– горько усмехнулась, уже взявшая себя в руки, баронесса.
Теперь пришла очередь удивляться мне. Однако, не желая торопить события, молча дожидался продолжения.
– Во-первых, мне уже за тридцать; во-вторых, муж ничего мне не оставил, кроме своего ненавистного имени: ни бумаг на имение, ни денег, ни драгоценностей; а в-третьих - черти б его побрали - до сих пор жив сам! А я по-прежнему в клетке и его раба.
– Но ты же сказала, что Бог его покарал!..
– Да, его хватил удар. Одна сторона усыхает... и рука и нога. Он мычит, плюется и ходит под себя. Вот уже пятый год...
– Неужели за все эти пять лет?..
– я выразительно заглянул в глаза Мирославы.
– Но я не могу... ненавижу себя за это, но не могу... Кроме того, пока он жив, есть хоть какая-то надежда отыскать тайник. Там золото и бумаги... Там моя свобода...
Какое-то время мы молчали.
– И где же обитает твой благоверный?
– Зачем тебе? Зрелище отвратное. Да и ни к чему вовсе.
– Мирослава, где он? Ну же! Говори!
– В комнате под нами... На первом этаже... Где же ему еще быть?
– Так он нас слышал...
– Михай плохо разумеет... А если... Тем лучше! Я хотела бы ему устроить ад на земле... Хотя бы по одной слезинке за тысячу моих...
– Одевайся, милая, и пошли!
– Куда? На дворе уже ночь.
– К нему. Проводи меня к Михаю.
– И не подумаю...
– Говорю, веди! Вдруг я смогу помочь.
– Ты? Мне? И позволь узнать, чем? Он уже и говорить-то не может.
– Мирослава!
Я глянул на нее столь пронзительно и строго, что не пришлось "нажимать нужные кнопки".
– Ну, хорошо! Сам напросился... Видит Бог, я не хотела... Аппетит пропадет надолго. И не только аппетит...
Не знаю, как насчет моего аппетита, но ее настроение испортилось мигом. В глазах появился злой блеск, губы побелели, сжались в тонкую линию, а в уголках глаз и губ
Поверх рубахи Мирослава набросила лежавшую в изголовье меховую накидку. Взяла подсвечник, зажгла обе свечи.
– Ну что ж, идем! Только тихо!
Ночью в коридоре стало еще холодней. Можно подумать, что за стенами замка поздняя осень.
Мирослава ступала бесшумно, бледная и непостижимо нереальная. Почти не отбрасывала тени. Если бы не дрожь, с которой ей так и не удавалось совладать, то я бы, пожалуй, вспомнив о привидениях, перекрестился.
Тонкое белье от холода защищало плохо, может, потому и у меня стали поцокивать зубы.
Спустились по лестнице на первый этаж. Прошли две небольшие комнатки. Переступили порог третьей.
Сразу повеяло запахом склепа. Здесь, кроме небольшого стола, на котором валялась пара грязных мисок да глиняная кружка, я увидел кровать и стул, на котором сидя дремала служанка.
Сначала не мог понять "что" лежит на кровати. Может, потому что на стене тускло коптил лишь один из трех масляных светильников. По мере приближения к этому страшному ложе в нос ударили вонь мочи, грязи и мертвечины.
Я был готов ко многому, но зрелище оказалось действительно жутким. Существо, лежавшее на пропитавшихся мочой и подгнивших козлиных шкурах, нельзя было назвать человеком.
Вот тебе и ад на земле!
Длинные грязно-седые волосы узлами спутались с такой же бородой. Лицо, обтянутое ссохшейся и пожелтевшей, словно старый пергамент, кожей, напоминало лицевую часть черепа. Нос, губы и брови казались на нем совершенно неуместными. Выглядывающие из-под заменявшей одеяло шкуры правая рука и нога мумифицировались. Неимоверно худые пальцы левой руки с длинными загнутыми ногтями подрагивали. Чуть заметно вздымалась грудь.
Неимоверно! Но он был жив.
Баронесса легонько прикоснулась к моей руке, указала взглядом на служанку.
– Выгнать?
Я скорее прочел по губам, чем услышал. Отрицательно покачал головой.
– Пока мы здесь, она не проснется.
– Почему?
– Потому!
– сердито прошипел, исключая возможность несвоевременной дискуссии.
"Мертвец" приоткрыл левый глаз. Я вдруг поймал на себе живой, яростный взгляд. Более того, он знал, кто мы и зачем пришли. Как такое может быть? Михась давным-давно должен гореть в аду!
– Спроси его, где тайник, - велел Мирославе.
Она молчала.
– Ну же! Давай! Слышишь! Спрашивай!
– легонько подтолкнул в спину.
– Михай, где тайник?
– ее дрожащий голос тяжело узнать. Еще немного и она сбежит или свалится в обморок.
– Хе... Хе, - не то смех, не то стон.
Преодолев отвращение и нарастающий страх, "заглянул" в его мозг. И... чуть не пропал, не захлебнулся океаном ненависти, не заблудился в лабиринтах безумия, не увяз в бездонной трясине ада. Он давно уже там. А я - безумец! Полез добровольно... Хоть бы ноги унести...