Альвиана: по зову сердца и луны
Шрифт:
Я снова попала к Дельрену!
Стоя на цыпочках и боясь шелохнуться, смотрела на него и дрожала.
Он крепко спал. Повезло, что перед сном пил, иначе бы сейчас… Представила Ловчего в бешенстве, и волосы встали дыбом.
Ошарашенная и взведенная до предела, я стояла посреди спальни. Горло пересохло, сильно хотелось пить. Огляделась, тихонечко, почти бесшумно приблизилась к откупоренной бутылке, стоявшей на столе, и отхлебнула. От волнения вино показалось водой.
Несколько капель попали на грудь, потекли, щекоча кожу, и только сейчас я заметила, что снова совершенно голая.
«Пусть это будет сон!» — отчаянно
Дельрен мигом открыл глаза…
— Явилась? — на его губах появилась недобрая, глумливая ухмылка. — Я ведь предупреждал! — Он небрежно протянул руку к темному изголовью постели, где зловеще светлело что-то металлическое… И мои ноги задрожали. Но не от страха, нет! От ярости и адреналина. А еще неожиданно нахлынувшей похоти. Он лежал обнаженным, прикрытым лишь тонкой простыней. Желание захлестнуло меня, словно ненасытную вампиршу. Вот только жаждала я отнюдь не крови. Жаль, у этого добыть кровь было бы проще, чем симпатии.
— Явилась, — промурлыкала на удивление чувственно, низким, хрипловатым голосом. Сама не знала, что могу так, а уж Ловчий и подавно. Он ошеломленно заморгал, а я воодушевилась и пошла в наступление, помня, что наглость — второе счастье.
— Только и можешь, что топором размахивать?! — улыбнулась и, покачивая бедрами, медленно направилась к окну. Сердце тревожно билось. Под холодным, равнодушным взглядом я совсем не чувствовала себя роковой соблазнительницей. Того и гляди, топориком погладит по темечку и не посмотрит на красоту моей жопки. Чтобы выяснить безнадежность ситуации, обернулась и едва не вскрикнула от радости, потому что Дельрен продолжал сидеть на кровати, пялился на мои прелести и за топором не тянулся. Надо же!
Радостно ликуя, облокотилась на подоконник и перегнулась через него. Товар, так сказать, лицом показать и путь к бегству осмотреть. А то ишь, не женщина я! Да если ты импотент — помалкивай и не вешай на других свои проблемы. А впрочем…
— У тебя проблемы? — обернулась вполоборота и посмотрела томно-насмешливо. Дома я полгода отрабатывала соблазнительный взор перед зеркалом, но отражение почему-то упорно показывало кривляку-дурочку, от косого взгляда которой бросало в смех. Но отступать нельзя! Дельрен уже отошел от моей наглости, и на его лице вновь начало проступать ехидство. И вот тогда я поняла: сдохну, но не сдамся! Иначе всю жизнь буду считать себя неудачницей, неспособной соблазнить понравившегося мужика.
— Уматывай! Тебя заметят соседи. И впредь я поставлю решетки. А то от блудливой пески спасенья нет. Одни проблемы.
От оскорбления меня начало потряхивать, однако же я медленно, изображая вальяжность, уселась на подоконник и презрительно фыркнула:
— Меня и решетка не остановит: дразнить могу и издалека… — игриво повела плечом, поправила волосы, а затем начала медленно опускать руку по телу, скользя по груди, животу… Когда коснулась лона, развела ноги, прогнула спину и тряхнула гривой в лучших традициях стриптизерш.
После такого номера Ловчий охр… охрип и замер, не сводя с меня диких глаз размером с блюдце.
От такой реакции я ощущала себя идиоткой, неудачницей, даже уродиной, но, сделав шаг, нужно идти вперед. Он обозвал меня недоженщиной,
Соскользнула с подоконника, медленно подошла к столу, стоявшему между окном и кроватью, и забралась на полированную столешницу. Если бы не ночь, Дельрен увидел бы, что я красная, как свекла, и закусываю губу от стыда. Коря себя и непослушную Зверюню, как можно соблазнительнее проползла на четвереньках, затем кошечкой выгнула спину и сделала чувственное движение бедрами.
Ловчий, будто пришибленный пыльным мешком, с разинутым ртом наблюдал за моими выходками. И вроде бы интерес у него ко мне разгорелся, нутром чувствую, тогда почему продолжает безучастно сидеть? Боится опозориться размером, поэтому так старательно держится за простыню? Или я смотрюсь совершенно нелепо?
С трудом скрывая отчаяние и панику, как можно грациознее соскользнула со стола, продефилировала к окну, поставила колено на подоконник и поняла, что попала. Соблазнить не удалось, и удрать не получится, потому что обратно спуститься не смогу! Пока решалась: сигануть вниз и убиться, или рискнуть и в порыве страсти прыгнуть на Дельрена, продолжала плавно покачивать бедрами.
Помирать не хотелось, унижаться тоже. И такая досада взяла.
«Зверюня! Как сюда залезла, так и пускайся!» — прошептала под нос, подняла вторую ногу на подоконник и на прощание бросила Дельрену:
— Выступление окончено!
— Стой!
От его хриплого голоса, наполненного желанием, я едва не завизжала от радости: «Да!» — но взяла себя в руки и продолжила делать вид, что упорно лезу в окно.
Вот тогда-то он и очнулся. Метнулся ко мне, схватил за волосы и жадно притянул к себе. Стоило ощутить жар обнаженного мужского тела, притягательный запах — по телу прошла волна желания. Она разлилась по венам, ударила в голову сильнее любого вина, и я принялась бесстыдно извиваться змеей и заводить его до сумасшествия.
Он задышал рвано, горячими ладонями заскользил по моим изгибам, до боли прижимал к себе, а я едва не кричала от восторга: «Да! Да! Еще! Скорее!» И все же с насмешкой прошептала:
— Пусти.
Дельрен замер, ослабил хватку. Но затем рывком оттолкнул меня от окна и захлопнул ставню. И вот тогда показное спокойствие покинуло его.
— Зачем пришла? — прошипел, надвигаясь на меня и пожирая диким, голодным взглядом.
— Тренируюсь лазать, — отвечаю дерзко, хотя до ужаса боюсь, что он рассвирепеет и вспомнит о топоре. Однако мой взгляд скользит по груди Дельрена вниз… и я вижу, что даже простыня не скрывает его желания. И все же в нем идет борьба: он изнемогает от желания, но ненавидит псов…
— Я больше не приду, — шепчу глупость, лишь бы не молчать. Делаю от него шаг, и тогда он хватает меня за руку.
— Пока не получишь свое, так и будешь шляться! — с ненавистью толкает на кровать и наваливается всем весом.
— Нет! — я вырываюсь, хотя голос и дыхание выдают, что жажду этого не меньше его. Кровь быстрее бежит по венам, дурманит похотью. Низ живота скручивает боль.
Дельрен действует грубо, совершенно не церемонясь. А мне совсем не терпится. Скорее бы! Но он хоть и распален, не спешит, даже сейчас сопротивляется желанию и борется с собой за принципы.