Альянс бунта
Шрифт:
— О чем вы говорите? Я ее ближайший родственник!
— Мне очень жаль, мистер Дэвис. Вы и Пресли не женаты. Это означает, что ее отец…
— К черту ее отца! Я ЕЕ БЛИЖАЙШИЙ РОДСТВЕННИК! — Моя ярость отражается от стен, пугая по меньшей мере еще четырех человек, с тревогой ожидающих новостей о своих близких.
Док не обращает внимания на мою реакцию. Он, несомненно, видел все это раньше.
— Пакс…
— Просто скажите мне, — умоляю я. — Она потеряла ребенка, да?
— Да, потеряла. Боюсь, беременность
— Перестаньте говорить, что вы боитесь! Это я, блядь, боюсь. Скажите мне, что вам нужно знать перед операцией!
Док хмыкает, но в его глазах появляется проблеск сочувствия.
— Я полагаю, вы отец ребенка?
— А вы как думаете?
— Левая фаллопиева труба Пресли разрушена. Её уже не спасти. И есть большая вероятность того, что ее матка тоже повреждена. Мы не узнаем этого, пока не вскроем ее. Если это так, то для спасения жизни Пресли нам, возможно, придется провести полное удаление матки.
Удаление матки? Господи, мать твою. Проводя руками по голове, я пытаюсь дышать, но я словно заперт в вакууме. Здесь, блядь, нет воздуха. Я не могу вдохнуть.
— Сядьте, мистер Дэвис. Пока вы не упали. Пожалуйста.
У меня нет выбора. Как только он подводит меня к стулу в коридоре, мои ноги подкашиваются, отказываясь держать меня.
— У некоторых женщин на такие случаи есть инструкция. Некоторые женщины твердо заявляют, что они не хотят принимать меры по спасению жизни, если это означает, что они не смогут в будущем иметь детей.
— Они предпочитают умереть?
Док поднимает брови.
— В некоторых случаях — да. Каким бы опасным ни было их положение, некоторые женщины предпочитают рискнуть и надеяться, что исход изменится сам собой.
— И как часто это происходит? — ошеломленно спрашиваю я.
Его губы сжались в плотную линию.
— Почти никогда.
— Ясно.
— Пресли когда-нибудь упоминала, что бы она хотела, чтобы произошло в подобной ситуации?
— Нет. Нет. Она… она хотела бы жить.
— Вы можете сказать это наверняка?
Я смотрю на доктора, и холодный пот выступает у меня на лопатках.
— Как я могу сказать что-то наверняка? Она…
— Она была рада этой беременности?
— Я… — Что, черт возьми, я должен на это ответить? Нет, она совсем не была взволнована? Думала, что это бремя и кошмар, и она этого не хотела? Что все еще была так растеряна и не знала, что думать? Что передумала и захотела дать шанс семье со мной? Я ни хрена не знаю. Я давал ей время подумать над моим словами.
— Это нелегкое решение, мистер Дэвис. Я знаю. Несмотря на это, нам все равно придется ждать ее отца…
— Ну и где он, блядь? — спрашиваю я.
— Медсестры пытаются дозвониться до него, с тех пор как вы приехали. Мы оставили несколько сообщений, но пока не смогли до него дозвониться. Сейчас День благодарения. И из-за урагана…
—
— У нас нет персонала. Я бы хотел, чтобы они были. Но сегодня ночью эта буря устроила здесь хаос. У нас каждую секунду происходят ДТП. Если бы ты…
— Я никуда не поеду. Я не покину эту больницу. Пока Чейз не очнется. Ни за что, блядь.
— Ладно.
— И что? Вы так и будете ждать его?
— Мы будем ждать до последнего. Затем проведем операцию и предпримем все действия, которые сочтем необходимыми для спасения жизни Пресли. Но то, что ситуация дошла до такой тяжелой стадии, не дает нам шансов на благополучный исход.
— Подождите! Ее мама. Позвоните ее матери. Разве она не может сказать вам, что делать?
Качая головой, доктор являет собой воплощение раскаяния.
— Мать Пресли сейчас находится в Германии. Служба экстренной связи Красного Креста пытается определить ее местонахождение, но, по моему опыту, такие дела продвигаются медленно.
— И что? Вы не собираетесь помогать ей сейчас? Просто оставите как есть до тех пор, пока она не окажется на пороге смерти?
Доктор наклоняется ко мне, вздыхая.
— Предлагаю тебе пойти и найти отца Пресли, Пакс. И прямо сейчас.
ГЛАВА 33
ЭЛОДИ
Стены звенят тишиной, когда Фитц вталкивает меня в гостиную. Слева от меня столовая в том же виде, в каком мы ее оставили перед тем, как поехать к академии. Фитц подозрительно смотрит на меня, не выпуская из поля зрения, пока осторожно проходит мимо, чтобы осмотреть наш заброшенный ужин в честь Дня благодарения.
Один за другим он встает за каждым стулом, глубокомысленно хмурясь.
— Где тарелки? — спрашивает он.
— Мы их убрали. На кухне, — говорю ему.
— А где он сидел? — рявкает Фитц. Учитывая, что он продолжает настаивать на том, что Рэн — плод моего воображения, что я придумала его только для того, чтобы доставить Фитцу неприятности, очень смущает, что тот продолжает противоречить сам себе.
— Там. Во главе стола.
— Конечно, — выплевывает Фитц. — Драгоценный Рэн. Во главе стола. Главный, следит за ходом событий. Лучше, чем все остальные.
— Это его дом. Здесь принято, чтобы тот, кто владеет домом, сидел во главе стола. Он не считает себя лучше других. — Я схожу с ума от того, что спорю с ним, но просто не могу этого вынести. Какая-то часть меня смирилась с тем, что я вряд ли выберусь из этого кошмара живой. И если мне все равно суждено умереть, то я, черт возьми, буду отстаивать интересы своего парня.
Единственным признаком того, что Фитц меня услышал, является раздраженное подергивание уголка его рта. Он берет вилку с места, за которым сидел Рэн, и подносит ее к свету.