Алые Евангелия
Шрифт:
Когда пришел ответ, он из дал сдержанный возглас узнавания. Это было сомнение. Но что касается его источника, демон хранил прискорбную неосведомленность. Он не сомневался в эффективности предприятия, к которому собирался приступить. Он был уверен, что этого будет более чем достаточно. Он также не сомневался и в способе его осуществления. Так что же его беспокоило?
Он смотрел вниз на клетку со сложенными бумажными птицами, пока ломал голову над своей непрошенной эмоцией. И вдруг все сразу стало ясно. Сомнение коренилось в уверенности, уверенности в том, что как только магия, которой он занимался в этой комнате, будет выпущена на свободу в мир, обратного пути не останется. Мир,
Вопрос звучал у него в голове, но ответил он вслух.
— Да, — подтвердил он.
Распознав сомнение и ответив ему, он продолжил свою работу, подхватил клетку, донес до двери и, опуская клетку на порог, распахнул дверь.
Ради безопасности он снял из ремня нож для разделки, приготовившись к маловероятному событию — на случай если его прервут. Затем он начал произносить слова африканского происхождения, на усвоение которых ему потребовалось некоторое время, так как они перемежались мычанием и легким придыханием.
Произнося заклинание, Жрец Ада наблюдал за клеткой. Иногда заклинание требовало второго и даже третьего повторения, поэтому он переводил дух, чтобы повторить слоги, когда заметил слабое шевеление в куче сложенной бумаги. Почти сразу же последовало еще одно движение, и еще одно, стремление жить охватывало обитателей клетки. Менее чем за минуту, хлопая своими бумажными крылышками, ожила почти сотня журавликов оригами. Единственный звук, который они могли издавать, был тот, который они издавали сейчас: бумага, трущаяся о бумагу, сгиб о сгиб. Они знали, чему их заставили подражать, и они трепетали перед дверью, стремясь освободиться.
Жрец Ада не собирался выпускать их всех сразу. Так как был риск привлечь слишком много внимания. Он открыл клетку и выпустил не более десятка. Они прыгали на своих сложенных ногах, распрямляя крылья. Потом, как бы по обоюдному согласию, они все забили своими бумажными крыльями, поднялись в воздух и взлетели над Домами Стока. Трое из них приземлились на крышу Дома Стока № 6, склонив головы, чтобы посмотреть вниз на своих братьев в клетке. Остальные, заложив один круг над домом, сориентировались и улетели, трое, усевшиеся на водосток, последовали за ними пару секунд спустя. Зрелище первых нескольких убывающих привело девяносто или около того, которые все еще находились в клетке, в безумное неистовство.
— Придет и ваша очередь, — сказал им Жрец Ада.
Если они и поняли его, то предпочли не выказывать этого. Они хлопали крыльями, дрались и неоднократно бросались на прутья. Несмотря на вес железной клетки и собственную хрупкость, им все же удалось заставить клетку качнуться. Жрец приоткрыл дверцу на пару дюймов и выпустил еще одну дюжину, быстро закрыв дверцу снова, стал наблюдать, что предпримет вторая группа. Как он и подозревал, ни один из них стал не тратить время впустую на крыше Дома Стока, как поступили трое из первой группы. Вместо этого все они немедленно взлетели вверх, покружили вокруг, чтобы сориентироваться, прежде чем незамедлительно отправиться своей дорогой. Холодный, сильный ветер задул снова, и Жрец наблюдал за своими оригами, выглядевшими словно хаотичные клочки бумаги, подхваченные на улицах города, но стоило немного к ним приглядеться и иллюзия разрушалась, ибо клочки не были в плену порывов ветра — очевидно, что они летели целенаправленно в самых разных направлениях.
Благодаря иллюзорности, привнесенной ветром, он решил оставить осторожность
Никто из них стал медлить. У них была работа, и они страстно стремились ее выполнить. Через несколько секунд они, подпрыгивая и маша крыльями, направились к дверному проему. Оттуда они отправились выполнять свою работу. На все про все — с момента как он открыл клетку, чтобы выпустить птиц, и до отлета последнего из них — прошло, пожалуй, минуты три.
Времени у него оставалось совсем немногою Поэтому он не стал ожидать в Доме Стока, а энергично зашагал, надеясь быть замеченным, в сторону более оживленных троп, бежавших между блоками, отведенными под кельи. Однако этим он не хотел обеспечить себе алиби. На самом деле, он не нуждался в нем, потому что вскоре все, кто его видел, будут мертвы, прежде чем смогут дать показания. Его единственная забота заключалась в возможности обнаружения птиц. Но, к его удовлетворению, их существование осталось незамеченным его братьями и сестрами. Ощущение жизни переполняло его в те славные минуты ожидания.
Чувства его клокотали, он поднялся по ступеням на стену над воротами и окинул взором город. Тут и там горели обычные огни, а на втором от него мосту он видел яростную схватку между охраной правящего режима, они в черно-серебристой униформе, и непокорной массой граждан, вынуждавших охрану отступать благодаря простому превосходству в численности.
Самодельные зажигательные бомбы приземлялись среди охранников, извергая во все стороны языки оранжевого пламени, жертвы, пытаясь сбить огонь, прыгали с моста в воду. Но огонь был невосприимчив к своему древнейшему врагу; горящие стражники ныряли вглубь, чтобы погасить пламя, но когда всплывали, оно мгновенно разгоралось снова. Он слышал пронзительные крики охранников, пожираемых пламенем. Это всего лишь бизнес, как обычно.
Но затем раздался другой крик — на много ближе. Он услышал продолжительный скорбный крик из монастыря позади себя. Не успел он затихнуть, как раздались другие два, и почти сразу еще три или четыре. Ни один из них, конечно, не был криком боли. Это были души, жившие в состоянии нескончаемой добровольной агонии, чтобы заслужить место в Ордене, а казнь, подготовленная Жрецом Ада, была рассчитана на эффективность, а не потакание его желаниям.
Когда один из бумажных солдатиков Жреца Ада находил намеченную жертву, оказывалось дурное влияние Предписания, после чего в распоряжении у жертвы оставалось всего восемь-девять ударов сердца, каждое из последующих было слабее предыдущего. Крики, которые он слышал, выражали неверие и ярость, но ни один из них не звучал долго.
Среди тех, кто работал на умерших и умирающих членов ордена, воцарилась паника, однако проклятые, подобные Феликссону, были призваны раболепно служить своим хозяевам. Теперь, когда их хозяева валились с искривленными от ярости ртами, рабы взывали о помощи только для того, чтобы понять, что то же самое, скорее всего, происходит и во всех других кельях монастыря.
Наконец Жрец Ада вступил в монастырь, идя по тропам между корпусами келий и только мимолетно посматривая вправо и влево. Его браться и сестры бились в последних предсмертных агониях. Жрецы, жрицы, дьяконы и епископы лежали там же, где и упали, некоторые на пороге, как будто все, что им было нужно, это один глоток свежего воздуха, другие угадывались только по протянутым конечностям, видимым через полузакрытые двери.