Алые крылья. Трилогия
Шрифт:
Сейчас ему казалось, что в просторной рубке истребителя прошли лучшие дни его жизни… Кай скривился, ругая себя за неожиданный приступ сопливости, и открыл дверь своих апартаментов. Повернув на стене рукоять допотопного выключателя, он поморщился: насыщенно-желтый тон слабой электрической лампочки действовал ему на нервы, но с ним все же приходилось мириться. В этом времени приходилось мириться со многими вещами.
«Например, с отсутствием водопровода, – сказал он себе, умываясь при помощи кувшина и медного тазика. – И с неизбежным сортиром во дворе».
Холодная вода чуть подняла настроение. Кай уселся на подоконник, наполовину высунувшись из окна, и раскурил едкую египетскую сигарету. В окнах холла погас свет – Валерия, свалив на кухне грязную посуду, правилась мыться и спать. Лок, судя по всему, уже давно находился в объятиях Морфея.
Сигарета дотлела. Кай бросил ее во двор и приготовился было гасить свет, но тут его внимание привлек едва слышный стон внутренней двери, через которую он покинул дом. Кай осторожно высунулся в окно и, к своему удивлению, узрел леди Валерию, которая тихонько двигалась мимо цветника, явно направляясь в сторону каретного сарая. Сей факт – сам по себе – мог бы выглядеть довольно опасным, но вид, который она сейчас имела, наводил на определенные размышления.
Леди Валерия была облачена в пушистый халат, имевший вопиюще неземное происхождение, ее голова была влажной после душа, но главное – в руке женщина держала высокогорлую бутылку вина.
Кай недоуменно поднял брови. Чего-чего, но уж этого он никак не ожидал. Не зная, как реагировать на увиденное, Кай раскурил новую сигарету. Тем временем шаги Валерии заскрипели на лестнице.
Он распахнул дверь сам, не дожидаясь стука. Номер удался: женщина отпрянула в сторону, по ее лицу скользнула тень легкого смущения.
– Прошу, – сказал Кай, отступая в глубь комнаты. Валерия растерянно улыбнулась и скользнула в дверь, чтобы тотчас же опуститься в глубокое кресло у окна. Там, похоже, ей было куда удобнее.
– Ты так и будешь держать пузырь в руках?
Взяв из ее рук бутылку, Кай молча содрал с горлышка сургуч и подцепил пальцами пробку, самый краешек которой возвышался над стеклом. В свое время этот трюк производил на непосвященных большое впечатление. На тех, кто не знал, что гравитационное поле Саргона чуточку мощнее привычного для человека. Пробка вышла, как всегда, легко, ибо рожденные в старинных саргонских семьях могли бы гнуть ладонями подковы, попадись они кому-то из них.
– Извини, но стаканов у меня нет, – покачал головой Кай. – Придется из горлышка, как когда-то, помнишь?
Разумеется, она помнила. Глаза леди Валерии увлажнились, вдруг став огромными, зовущими за собой темными колодцами. Кай чуть прищурился, гадая, чего она сейчас добивается. В искренность сидящей перед ним женщины он не верил.
Она глотнула вина, протянула бутылку ему, и в этот момент халат чуть распахнулся, дав понять, что под ним на женщине нет ничего. Кай поежился. Это выглядело слишком, слишком естественным. Равно как и поспешное смущение, заставившее Валерию едва заметно покраснеть и торопливо запахнуть свое непослушное одеяние.
– Мы так и будем молчать? – поинтересовался Кай, сделав глоток и возвращая ей бутылку.
– Ты все тот же неисправимый саргонит, – в голосе Валерии мелькнуло нечто, весьма похожее на отчаяние. – Ты решил, что я пришла искать примирения? А ты не думал, что женщина – женщина не забывает ничего. И никогда… Или ты считаешь, что я не способна на обычный, банальный женский порыв?
Кай ответил ей глубоким поклоном.
– Миледи способна превратить в банальность абсолютно все. Я уже имел счастье ознакомиться с этим ее талантом.
– Ты… ты непробиваем!..
– Я?!
Кай слетел с подоконника и вдруг заорал, чувствуя, что срывается, срывается обидно и нелепо, но не имея уже сил сдерживаться:
– Ты помнишь мое отчаяние? Ты помнишь, как все было тогда, тогда, тогда! Тогда, когда я валялся у тебя в ногах, умоляя тебя забрать мою дурацкую жизнь и сохранить мою честь?! Ты помнишь, как красиво ты сыграла свою партию? Ты, наверное, забыла, как лишила меня всего – ты лишила меня даже последней возможности, возможности убить самого себя, потому что это тоже было бы позором! Ты знаешь, через что я прошел? Ты думаешь, меня вылечило время?.. я все забыл? Так знай – я не забыл ничего!!!
Она зарыдала. Но рыдала она не так, как это делают другие женщины. Леди Валерия, пружиной вылетев из кресла, схватила Кая за ворот сорочки и, содрогаясь, притянула к себе его лицо.
– Ты хочешь получить то, за чем ты пришла? – выкрикнул Кай, зверея от ее забытого запаха. – Ты получишь это!
Ударом ладони он сбил ее на пол, в секунду сорвал с себя брюки и упал сверху, откидывая в сторону халат. Она попробовала подняться – он ударил уже всерьез, ее голова глухо бахнула в пыльные доски пола.
– Ты получишь! – крикнул Кай. – Ты найдешь то, что искала, сука!
Валерия перестала сопротивляться. Она лежала, сотрясаемая движениями находившегося сверху мужчины, чувствуя, что сходит с ума, – и менее чем через минуту полурык-полустон, в котором было мало человеческого и уж тем более – женственного, – молнией разорвал вязкую августовскую ночь.
– Прости меня, – прошептал Кай, опуская взлохмаченную голову ей на плечо.
– Я не искала примирения, – ответила Валерия удивительно твердым голосом.
Поднявшись на ноги, она в два глотка допила принесенное вино и толкнула дверь, но вдруг остановилась на пороге.
– Если бы ты сделал это тогда, – произнесла она с неожиданной нежностью в голосе, – все было бы иначе.
Кай замер с полуоткрытым ртом. Искать ответ было бесполезно.
Ему опять снился снег. Он мчался по редколесью, сжимая ногами твердые бока своего гусеничного снегохода, и в кронах деревьев суетливо мелькали лучи оранжево-золотого предзакатного солнца. Сухой, визжащий морозом снег выглядел фантастически красиво. Он был голубым, призрачно голубым в чаще, где его не жалило солнце, и нестерпимо алым на редких полянах, через которые стремительно пролетала его машина. За короткой округлой кормой снегохода искрился фонтан вздымаемой гусеницами снежной пыли – стоило оглянуться, и мириады частичек живого серебра, несущиеся за снегоходом, преломляли мир в давнюю сказку о Королеве эльфов… Что-то горячее и жгуче-яркое пекло его лицо – Кай застонал, раскрыл глаза и сел на постели, прячась от лучей уже высокого солнца, которое заглядывало в его конуру через распахнутое окно.